ждут еще более масштабные планы строительства и преобразований»[94].
Ариизация ради войны
В конце 1937 года накопление долгов достигло своего первого предела. С тех пор ответственные чиновники рейхсминистерства финансов постоянно действовали на грани допустимого. Им приходилось все время думать о том, как можно рефинансировать уже имеющиеся государственные долги. В этой ситуации их взгляд остановился на имуществе евреев, которое они, недолго думая, прибавили к так называемому «национальному достоянию». Это было весьма идеологизированное и распространенное не только в Германии понятие той эпохи, в котором также определялась возможность экспроприации имущества «чужаков» и «врагов народа».
Еще до 1937 года еврейские чиновники, бизнесмены, врачи и служащие становились жертвами особых законов. Многие потеряли работу, их карьера оборвалась, а недавно процветавшие компании были принудительно проданы. Кроме того, всякая хозяйственная деятельность евреев подвергалась бесчисленным (различавшимся в зависимости от места проживания) особым притеснениям. В целом пострадавшие принуждались к выполнению следующего решения: «Убирайтесь отсюда! Чего бы это вам ни стоило!» Финансовые и валютно-контрольные органы всемерно использовали созданное государственной политикой затруднительное положение евреев. С помощью налога на переселение и все более ужесточающихся правил вывоза иностранной валюты, акций, почтовых марок, ювелирных изделий, золота, драгоценных камней, серебра, произведений искусства и антиквариата германское государство изо всех сил пыталось обогатиться. Но до тех пор ариизация немцами компаний или недвижимости велась именно частными лицами по соглашениям с еврейскими владельцами, иногда – «полудобро-вольно», а иногда – с помощью государственного и социального террора. Но в то время евреи еще могли располагать своими полисами страхования жизни и акциями и выбирать способ распоряжения своим имуществом. До конца 1937 года можно было говорить не о системной экспроприации имущества, а о все более организованной частичной конфискации (и одновременной частной наживе), в которой принимали участие многие десятки тысяч немцев нееврейского происхождения.
Еврейское имущество было почти полностью национализировано лишь в 1938 году, но при этом с большим размахом. Начало положило присоединение Австрии к рейху. 19 марта 1938 года специальный полномочный представитель Гитлера по сложным экономическим вопросам Вильгельм Кепплер был назначен представителем рейха в Австрии. В тот же день Геринг поставил перед ним три задачи. Во-первых, он должен был заботиться об австрийских полезных ископаемых, во-вторых – об уровне заработной платы и цен и, в-третьих, – о принадлежавших евреям компаниях: «Ариизация промышленных предприятий, по-видимому, будет необходима в Австрии даже в большей степени, чем в исконном рейхе». Ее «ускоренное и правильное» внедрение особенно важно для «безукоризненного» выполнения программы перевооружения[95].
Если взглянуть на бюджет рейха в начале 1938 года в целом, то до этого момента вооружение в значительной степени финансировалось векселями на сумму 12 млрд рейхсмарок, которые были выписаны не на государство, а на фиктивную частную организацию под названием MEFO (Металлургическое научно-исследовательское общество)[96]. Этот способ изобрел Ялмар Шахт в свою бытность министром экономики и президентом Рейхсбанка. В 1939 году эти векселя впервые стали подлежать оплате, а значит, для погашения краткосрочных долгов должны были предоставляться бюджетные и заемные средства. Одновременно в бюджете на текущий финансовый год на цели вермахта было заложено целых 11 млрд. Это перегрузило рынок капитала. Министр финансов поспешно занялся выпуском казначейских обязательств для покрытия текущих расходов, которые, в свою очередь, могли быть погашены уже через полгода[97].
В условиях созданной своими же руками критической ситуации 26 апреля 1938 года правительством было издано постановление, обязывающее евреев подробнейшим образом декларировать всю свою собственность в налоговых органах, если ее стоимость превышала 5 тыс. рейхсмарок. Декларацию необходимо было подать в течение шести недель, до 30 июня, хотя срок пришлось продлить до 31 июля из-за медленной доставки бланков. Отныне евреям вменялось в обязанность сообщать об изменении стоимости или состава собственности. Ответственный чиновник рейхсминистерства экономики и комментатор законов Альф Крюгер чуть позже описывал эту технологию как «пионерскую в деле полной и окончательной деиудизации германской экономики»[98]. Крюгер разделил задекларированные ценности на разные категории: собственность иностранных евреев в Германии он считал «неприкосновенной», собственность нееврейских супругов германских евреев и евреев без гражданства – «неоспоримой», но даже «оспоримого» имущества в итоге оставалось на 7,123 млрд рейхсмарок. Крюгер заявил, что летом 1938 года германские и австрийские евреи, «согласно официальным данным, после декларирования собственности располагали утаенным имуществом на сумму около 8 млрд рейхсмарок»[99]. Судя по всему, он добавил сюда «неоспоримое» (или даже не подлежащее декларированию) имущество на сумму менее 5 тыс. рейхсмарок с одного лица. При всем этом в целом следовало быть осторожным в выводах о богатстве германских евреев. В Гамбурге, например, только 16 % платящих налоги евреев обязаны были декларировать свое имущество.
Что касается менее обеспеченных евреев, следует отметить, что, как и многие другие немцы, они платили взносы в пенсионные фонды, а также в фонды страхования жизни и здоровья. Если при ожидаемой продолжительности жизни и уровне пенсий того времени умножить размер годовой пенсии в полторы тысячи рейхсмарок на половину из 700 тыс. когда-то германских и австрийских евреев, получится немногим более полумиллиарда рейхсмарок. В результате вынужденной эмиграции или депортации эта сумма попала в руки теперь уже чисто арийского солидарного общества. Соответственно, за счет этого можно было уменьшить государственные субсидии или увеличить размер социальных пособий.
Только два из многих параграфов «Распоряжения о собственности» не касались процедуры декларирования. В одном из них Геринг был назначен ответственным за выполнение четырехлетнего плана и за «обеспечение использования подлежащей декларированию собственности в соответствии с интересами германской экономики». Второй параграф угрожал евреям наказанием в случае попытки сокрытия своих материальных ценностей. В этом случае собственность могла быть конфискована, а ее владельцу грозило лишение свободы на срок до десяти лет[100]. Согласно новой правовой ситуации отныне о «добровольной» ариизации следовало сообщать сначала в финансовые ведомства. В то же время рейхсминистерство экономики в мае 1938 года разослало следующую директиву: «Развитие законодательства в отношении евреев означает их все большее стремление к эмиграции из Германии»[101]. Как в свое время отмечал ван дер Леу, тем самым «был определен путь, по которому должна была пройти наибольшая возможная часть еврейской собственности по пути в казну рейха»[102].
29 апреля 1938 года, через три дня после объявления об обязанности декларирования имущества, состоялось совещание министров под председательством Геринга. На нем должно было обсуждаться «окончательное исключение евреев из экономической жизни» с целью «превращения еврейской собственности в Германии в ценности, больше не допускавшие никакого экономического влияния евреев». Проще говоря, последнее слегка зашифрованное высказывание означало принудительный обмен всех видов собственности на