был к ним очень близок, — Аксаков усмехнулся. — Не думал, что когда-нибудь буду говорить с тобой в приказном тоне. Но время идёт, давай перейдём к тому, зачем я здесь.
— Глеб, — рыкнул отец, понизив голос до злого шёпота. — Не можешь прожевать, выплюни! Для кого салфетки на столе лежат?
Я так и сделал. Аккуратно, отвернувшись от, благородно разглядывающего старинные пистолеты на стене, гостя, выплюнул кусок мяса в тряпочку и отправил тряпочку в мусорное ведро. Посмотрел на отца. Он что, знал, что мне понадобится ведро? Зачем и почему он поставил его рядом со столом. Отец не реагировал, он сидел рядом, намазывая масло на тонкий, слишком тонкий кусок хлеба. Окончив, он вытер нож о кружевную салфетку, выбросил её в ведро и положил кусок хлеба на тарелку перед гостем.
— Благодарю, Сергей, — кивнул Аксаков и повернулся ко мне. — Я знаю, кто вы, Глеб, но всё же не хотите представиться. Как и подобает благородному, воспитанному человеку?
Я не хотел. Взглянул на отца, в надежде, что он даст знак не делать этого, но лишь встретился с его заинтересованным взглядом. Отец даже правый глаз немного сощурил, ожидая, что я буду делать, как реагировать. Я словно проходил одну проверку за другой, не понимая, в чём именно участвую и для чего всё это. Хотелось послать их обоих к чёрту и убежать. Спрятаться под кроватью, или же забраться в конюшню и зарыться там под кучу сена. Но первый вариант выглядел слишком по-детски, а второй слишком глупым. Но какой выбор у ребёнка в присутствии двух взрослых? Пусть даже ребёнок и шагнул одной ногой во взрослую жизнь, но ребёнком-то он остался. Так какой у него выбор? Верно, никакого.
Я встал.
— Сонин Глеб Сергеевич! — я поклонился и со всей силы щёлкнул каблуками.
Дождавшись одобрительного, но едва заметного кивка отца, я сел.
— Прекрасно! — радостно заулыбался Аксаков. — Теперь, когда мы оба знакомы, друг с другом, я могу перейти к делам, — он вновь достал часы, щёлкнул замком крышки, бросил на циферблат быстрый взгляд, недовольно дёрнул губой. — Итак, скажите, Глеб, где вы планируете продолжить своё обучение?
Я удивлённо уставился на гостя. Ты, господин Аксаков, купить меня сюда приехал? Ты хочешь мне предложить образование в лучшем университете столицы? Для этого отец три дня не вылезал из дома? Для этого он напряг все связи? Да такие, что к нам домой приехал человек, о котором я ни разу не слышал, но которому с готовностью прислуживает мой родитель.
Я покосился на отца. Но тот сидел спокойно, потягивая чай из старинной фарфоровой кружки и глядя на меня поверх её края.
— Вижу, это больной вопрос, для подрастающего поколения, — усмехнулся Аксаков. — В то время, когда мы были молодыми, не было такого разнообразия. Ты либо шёл в медицину, либо в военные, либо в чиновники. Если же не хотел никуда, тот мог пойти учить науки о мироздании, химия, физика, биология.
— Ты забыл о юристах.
— Об этих не забудешь, — усмехнулся Аксаков. — Попробуй только, враз засудят. Так, — он повернулся ко мне, — в какой сфере вы, молодой человек, планируете посвятить свою жизнь? Медицина? Юриспруденция? Чиновничество?
— А почему вы думаете, что я не выберу военную сферу? — нахмурился я.
Нет, я её сам не рассматривал, и быть военным совершенно не входило в мои планы, но почему кто-то, кого я вижу в первый раз, считает, что я в военные не гожусь?
— Это не ваше, — скривился Аксаков.
— А что моё? — я испытал облегчение, что мне не придётся отвечать на его вопрос. Он сам ответит за меня.
Арсений Антонович улыбнулся. Посмотрел на отца, кивнул. Отпил из чашки, поставил её на стол и наклонился ко мне.
— А вы молодец, Глеб. Я оценил ваш ход. Да, я прибыл сюда к вам. Именно к вам. Для того чтобы сделать вам предложение, которое определит всю вашу дальнейшую жизнь.
Я взял чашку, отпил крепкого и сладкого какао, вальяжно развалился к кресле, прищурился. Вот интересно, что будет, если я сейчас скажу, что мне неинтересно, встану и уйду. Я улыбнулся, получил ответную улыбку от Аксакова, который всё прекрасно понимал. Мы все понимали, что я могу так сделать, но все понимали, что не сделаю. Теперь я понял, что имел в виду наш гость, когда говорил, что у человека появляется власть, когда в нём кто-то заинтересован. Главное, не перегнуть палку.
— Я слушаю вас, господин Аксаков, — кивнул я.
Глава 6
Арсений Антонович допил чай. От какао он наотрез отказался, чем, как мне показалось, несколько расстроил и удивил отца. А я порадовался, отец какао почти не пьёт, налив себе чашку ещё до прихода гостя, изредка поднимает её, но или не доносит до рта, или прикладывает к губам, но не пьёт. А значит, весь чудесный напиток достанется мне. И отец это понимает, он даже кофейник ближе ко мне переставил. И я уже на половину его опустошил.
Отец нервничает и скрывать этого не думает. Самообладание пока справляется с эмоциями, но долго оно не продержится. Ему бы не помешала помощь, например, если бы господин Аксаков перешёл к тому, зачем приехал, это бы серьёзно отвлекло отца и озадачило меня. Но гость наш никуда не торопится.
Аксаков поставил на стол пустую кружку, красноречиво взглянул на отца, и тот встал, поднял чайник и, заложив свободную руку за спину, на манер старающегося угодить официанта, налил гостю чая. Потянулся было к сахарнице, но гость поднял руку и его остановил. Отец коротко кивнул и отступил спиной вперёд, окончательно став похожим на обслугу, что готова ноги клиенту целовать за мелкую монету.
Я смотрел на отца и не верил своим глазам. На губах его даже улыбочка появилась. Та самая, которая бывает у половых, что немного напортачили, но всё ещё надеются, что пьяный посетитель не обделит ассигнацией. Я смотрел на отца и не мог поверить, что передо мной тот самый человек, который пытался привить мне привычку уважать себя и свои интересы. Он же сейчас попросту растоптал всё, чему сам же учил. Мне стало противно, к горлу подступил горький ком.
Я сглотнул.
Звякнула цепочка карманных часов, мелодично щёлкнул замочек. От распахнувшейся крышки отразилась свеча, и блик её на мгновение ослепил меня. Я
