По телефону Келли казалась удивительно спокойной. Она даже не попросила приехать за ней. Маппет предстоял еще один забег, и она думала, что кто-нибудь из членов команды по флайболу сможет подбросить ее домой. Я не понимал ее медлительности. Разве мы не пытались зачать этого ребенка годами?
Клуб собаководов Сент-Питерсберга находился в десяти минутах езды. Когда я приехал, Келли сказала, что боль утихла и спешить некуда. Она настояла на том, чтобы мы посмотрели последний забег нашей собаки. Несмотря на то что хозяева других собак предлагали завезти Маппет домой, Келли наотрез отказалась.
— Нам нужно как можно скорее добраться до больницы, — сказал я. — Необходимо выяснить, что и как.
— Не переживай, — ответила она, — это просто маленькое кровотечение. Все будет в порядке.
К тому моменту как мы оставили Маппет дома, Келли уже корчилась от боли, ее лицо было искажено судорогой, дыхание было сбивчивым.
— Поторопись, — сказала она.
Я пытался сделать все возможное, разве что не проезжал на красный сигнал светофора. Всего за несколько минут спазмы стали настолько сильными, что Келли кричала от боли.
В больнице медсестры немедленно усадили ее в кресло-коляску и повезли в смотровой кабинет. Спазмы становились все сильнее.
Когда в кабинет зашел акушер, на его лице было заметно удивление. Он объяснил, что, если схватки не остановить, наша дочь не сможет выжить вне матки. Однако была еще одна, более серьезная проблема. Тихим голосом акушер сказал, что околоплодная жидкость попала в кровоток Келли, что могло значительно усложнить остановку кровотечения. Медикаменты не действовали.
— Если мы не остановим кровотечение, — сказал он еще тише, — мы рискуем потерять вашу жену.
Келли схватила меня за руку, услышав слова врача.
— Не дай мне умереть, — сказала она, сжимая руку и смотря мне в глаза. — Пожалуйста, не дай мне умереть.
На мгновение я замолчал. До этого я даже представить себе не мог, что Келли чего-то боялась. Теперь она была в ужасе. Ее крики становились громче. Лицо побелело. Крови было столько, что кабинет выглядел как место убийства. Келли рвало.
— Я не позволю тебе умереть, — прошептал я. — Обещаю. Я рядом.
Вскоре лекарства подействовали, и кровотечение замедлилось. Теперь, когда Келли стабилизировали, врачи принялись за ребенка.
Когда они ввезли аппарат для УЗИ, я постарался изобразить спокойствие. Я был уверен, что наша дочь мертва.
Врач быстро провел датчиком по животу Келли, пытаясь проследить на мониторе сердцебиение ребенка. Тишина. Он попробовал снова. Все это время я не дышал. Тишина. Врач продвинул руку в центр, под пупок Келли. Тишина.
Келли: сохранить жизнь любой ценой
Я не помню, что я делала: задерживала ли дыхание, вздыхала, говорила или плакала. Я помню кровь. Кровь на руках, кровь на больничной койке. Красные струйки и темные сгустки. Яркие кровавые бусины на синих латексных перчатках врача. Кровь казалась еще краснее из-за флуоресцентного освещения в палате. Это обжигающее чувство вины… Крови было так много, что я поняла — ребенка нет, уже нет. Знал ли об этом Том? Знал ли он, что я убила его дочь?
«Мне жаль», — сказала я ему. Съежившись на койке, я хваталась за поручни и прятала лицо в их пластмассовом безразличии. «Мне так жаль», — повторила я.
Он держал меня за руку. На его руках была кровь. Я убила его ребенка, его больше не было; осталась только кровь, которая струилась на пол оттуда, где должен был находиться ребенок.
Мне было доверено самое ценное, что есть в мире, результат долгих лет трудов и подарок от людей, которых я так любила. Я все испортила. Потеряла нашего ребенка. Мне было плохо. Я посмотрела на Тома. Я просто не могла потерять и его тоже.
Мужчина, который раньше падал в обморок при виде иглы, сидел рядом, забрызганный моей кровью, выпрямив спину.
Этот ребенок был нашим. Мы все еще были вместе.
Я пообещала себе, что с нами все будет в порядке.
Мы все испытали леденящий шок, когда звуки сердцебиения наполнили палату, как топот копыт бегущей лошади.
Я испытала что-то похожее на облегчение. У нас все еще была дочь.
На изображении монитора она плавала в пиксельном тумане. Однако за облегчением последовал прилив страха. Еще тяжелее было видеть ее такой довольной и ни о чем не подозревающей и знать, что нам, возможно, придется стать очевидцами ее смерти.
Всего за несколько часов она была потеряна и вновь обретена нами. Ее сердце билось. Как тихо, должно быть, там, в этой теплой воде. Она съеживалась, извивалась и, наверное, чувствовала себя в полной безопасности. Однако рядом с ней вырисовывалась таинственная фигура, которой не было еще два дня назад: сгусток крови размером с кулак, образовавшийся от отслоения плаценты. Медсестра ставила мне капельницы с лекарством, ослабляющим схватки, и постепенно оно начало действовать. Однако всем было ясно, что это лишь временная мера.
