class="p1">Фоллер разглядывал чужака с совершенно постным лицом.
Вы мне все же заплатите? спросил чужак.
Ты не человек слова, ответил Фоллер.
Она обещала его задержать. Я вам показал, где он был. Должен быть где-то тут.
Так и показывай тогда.
Чужак пожал плечами, а Фоллер шагнул вперед, и тот человек попятился, пока не вжался в стену, а там выгнул шею к двери и выкрикнул. Давно ли он ушел?
Мужчины услышали всхлипы, и наружу вышла девушка с мальчонкой, цеплявшимся ей за колени, и ответила она, что лишь немножечко назад.
Фоллер посмотрел на девушку, и свысока посмотрел на чужака, и снова взглянул на девушку и увидел детеныша, и глаза его сузились. К нему повернулся Макен. Ну не по той тропе он пошел, на которой мы только что были.
Фоллер повернулся и показал. Гиллен, ступай назад по тропе. А ты, Макен, давай-ка погляди вон там.
Он оборотился к чужаку и посмотрел на маленький его рот, зубы вкривь да вкось, словно битые надгробья, да пара ушей на нем, каких не подобает мужчине. Пойдем-ка посмотрим, где это ты там его встретил.
Мужчина повел, и Фоллер за ним двинулся, и сказал ему, чтоб погодил, и закурил свою трубку, а затем уж пошел дальше. Встретили они речку, и Фоллер на миг опустился на корточки, а потом встал опять. Есть в человеке что-то крысиное, правда? произнес он.
Чужак посмотрел на него оцепенело, тупое лицо, говорившее о том, что он не знает, что и ответить на это.
Фоллер улыбнулся. Крыса, сказал он. Снует себе в грязюке. Вынюхивает норки да конурки. Объедки подбирает. Разносит болезнь. И вечно кормится. Вечно плодится. Плодится, аж не унять, не согласен?
Он затянулся трубкой, и тут понял, что она погасла, и вытащил коробок спичек, и вновь ее зажег.
Ты и сам тягу чуешь, разве нет? Тягу сношаться, даже такую, про которую природа постановила, что так быть не должно.
Чужак возил носком по грязи речного берега, избегая странного взора собеседника.
Не знаю я, мистер, о чем это вы.
Ох да еще как знаешь.
Фоллер воззрился на человека, как будто дожидался его слов, а тот ничего не ответил, и тогда Фоллер продолжил говорить. Человек любит воду, совсем как крыса. Не природный дом его, однако человека всегда тянет к воде. Это у него в инстинкте.
Чужак повернулся, словно б уходить, но оказалось, что его держат на месте эти чудны́е улыбчивые речи.
Ты когда-нибудь видел, как крыса плавает в воде?
Фоллер взирал на чужака, а тот ежился под пристальным взглядом его, и вот тогда Фоллер вытянул руку, сцапал его за шею и потащил.
Ты б решил, что она для такого родилась. Крыса. Но нет, знаешь. И все ж забрось крысу в открытое море, и она будет месить воду три дня, говорят. Я читал, что крыса может задерживать под водою дыханье на четверть часа.
Мужчина вырывался, и Фоллер остановился у реки и посмотрел на застойную заводь.
И впрямь, промолвил он. У крысы к воде инстинкт.
* * *
Он посмотрел, как трое расходятся в разные стороны, и остался сидеть, нахохлясь и не понимая, что́ ему делать. Нахер, сказал он. Встал и побежал, пригнувшись, к лошадям. Животные то были крепкие и лоснящиеся, и он огладил одну по собольему боку, начав отвязывать поводья от дерева.
Первый узел спал как шелковый, а вот второй вообще едва поддавался, и он принялся шикать на обеих лошадей, давайте ж, пшли, пшли нахер отсюдова, шипя сквозь зубы, и стал отвязывать третью лошадь себе, когда оборотился и увидел, что за ним наблюдает девушка.
Он глянул на нее умоляюще, а она не ответила ни слова, и они постояли с миг, пялясь, и тут она раскрыла рот и принялась кричать. Он тута, ей-же-ей, тута он.
Койл подбежал к ней и ладонью ударил ее по лицу, а она упала наземь на колени. Закрой клюв, сказал он. Все в то мгновенье было беззвучно, вот только морось тихонько роптала сама себе, а он посмотрел на тропы, по каким ушли те трое, и увидел, что лошади стали разбредаться, и тут же отскочил он от нее и помчался прочь среди деревьев.
Под ногами у него на бегу взрывался кустарник, кратко спотыкался он, цепляясь за змеившиеся корни, а земля колыхалась, и он подхватывался и продолжал бежать. Дыханье колотилось у него в груди, и тут увидел он мчащий очерк другого, под углом налетающий на него. Ощутил он, как тот человек все ближе, слишком уж близко, не убежать, и встал как вкопанный под деревом. Налетающий спех шагов, и лесная подстилка трещит, и храп дыханья того, кто пред Койлом, готовым к нему, отшатнувшимся незримо. Сбил он его наземь сбоку, и они упали поврозь. Встали глаза в глаза, скрюченные и сипящие. Он заметил переполох в светло-карих глазах Гиллена. Не больше восемнадцати ему. Надо б его поучить.
Накинулся он на него с кулаками. Парнишка возился с кремневым замком у себя на поясе, и Койл размахнулся и промазал, а юнец в ответ вогнал голову свою Койлу в грудь, пальцы посунул ему в глазницу. Койл отшатнулся от боли и двинул коленом противнику в пах, и юнец рухнул со стоном. Койл стоял, отдуваясь, руки в боки, и тут ясно увидел он ружье, юнец возился, чтоб отстегнуть его от ремня, и увидел он палку на земле, обугленную и зазубренную, как молния, что вся выгорела и рухнула с неба, и оказалась та у него в руках, и он ею размахнулся. Палка хорошенько пришлась юнцу по челюсти, разломилась у того на лице, полусгнившая, и ружье вместе с человеком своим рухнуло. Койл прыгнул на него, захватил ружье и замахнулся им, принялся бить второго в лицо, и тот ослаб под ним, одержимая ярость, пока Койл сражался дальше, и тут взглядом зацепился он за камень, и потянулся к нему обеими руками, и поднял его. Подержал камень подвешенно в воздухе, а потом увидел глаза другого, весь напряг жизни в них, чистый испуг, и остановился, и отбросил камень от себя прочь. Слез с юнца и встал.
Давай вставай.
Он протянул руку. Юнец шатко поднялся, и руки у него тряслись, а Койл тер себе подбитый красный глаз и озирался, ища свой картуз. Ты кто? спросил он.
Шеми Гиллен.
Куртку мне давай свою, Гиллен.
Тот снял и передал, и Койл сунул руки в рукава. Шляпу тоже.
