меня? – переспрашивает Чош, приложив свободную руку к уху. – Постой, постой! Ты говоришь: не для меня? Ну-ка громче хрюкни, стерва!
А какой, однако, занимательный ублюдок, думаю я, вытирая жирные пальцы о салфетку.
– Она для Буна.
– Для Буна? Ты имеешь в виду моего хорошего друга Илио?
– Для него. Так что отпусти ее. Она еще невинна…
– Да мне плевать на то, что ты там лопочешь, дура ты старая! – ревет Чош, тряся за волосы девушку так, что та прямо верещит от боли. Сзади потешаются его приятели, все с такими же кривыми рожами. Компашка под стать, да еще и неплохо вооруженная. – Не надо пугать меня Буном! Бун меня уважает, если хочешь знать! Мы с Буном, сука, как братья! Я хочу ее – этот твой невинный цветочек! И возьму ее, хочешь ты или нет! Отымею в крохотную писю прямо тут, на твоих глазах, паскудница! Чтоб она кровью истекла, как какая-нибудь сучка на сносях! Поняла меня, или нет? Отымею! Иначе, что она тут путается, у всех на виду?
Одна из девушек что-то шепчет на ухо Лизэ, та еще больше хмурится.
– Она выполняла одно мое поручение, – отвечает она.
– Какое же? Посверкать своей тощей попкой перед мужиками?
– Нет, она ходила к аптекарю, купить лекарство…
– Так вот оно что! То-то Пегий мандавошек подхватил! У вас оказывается! И она тоже вшивая? А? Ну, отвечай, иначе я ей шею сверну, так и знай! А Буну скажу, что ты за девками своими не следишь!
– При чем тут это?!
– А то за какими лекарствами она бегала? Понятно, что мандавошек выводить! Пегий вот от вас подцепил! От вас, я сразу понял, от вас, сучек немытых!
– Вот не надо мне! Ты знаешь, кто такой твой Пегий…
– Ну-ка повтори? Что ты сказала?
– Ничего, – отводит глаза Лизэ. – Делай, что хочешь. Но я пойду к Буну, так и знай.
– Нет, – вырывается у несчастной Сандры, – не надо, прошу вас!
– Закрой пасть! – рявкает на нее Чош и, спрашивает Лизэ, паясничая, словно шут гороховый: – Что ты там бормочешь? К кому пойдешь? Повтори-ка, а то я глуховат стал с возрастом!
– Я пойду к Буну, – еще тише отвечает Лизэ.
– К Буну пойдешь? Жаловаться? Ой, да пожалуйста! Как страшно! А можно и мне тоже пойти к нему? Так уж и быть, в качестве повинности заломаю и тебя, мать! И в попу! Прямо, сука, в твою морщинистую сраку! Можно, а?
Лизэ заворачивается в шаль, словно ей внезапно стало холодно, разворачивается и собирается уйти, но я преграждаю ей путь:
– И что, ты так и бросишь ее?
– Не вмешивайся, Лео, это не твое дело.
– Не мое дело?! – взрываюсь я. – Да этот твой Чош сейчас изнасилует можно сказать ребенка, причем у всех на глазах, а ты глаза в пол? Нет уж, я этого так не оставлю!
Толкаю маман в сторону и выхожу на ринг. В центр зала, хотела сказать.
– Ты еще кто такая? – спрашивает Чош, окатывая меня оценивающим взглядом.
– Мое имя – Лео. И ты сейчас отпустишь ее, – говорю я, а внутри меня всё буквально клокочет от ярости.
– Охо-хо! – говорит Чош, улыбаясь во весь рот. Так и знала – зубы все черные. Тьфу, какая мерзость. – Какова штучка! А ничего так! Где ты ее прятала, мать? Новенькая, что ли? Глядите, ребята – хороша девка? Хороша, не то слово. Вот это по мне! – Чош отшвыривает от себя Сандру. – Что стоишь, зыркаешь? Раздевайся, Лео!
Так, подруга, успокаиваемся. Дышим, дышим.
– Ты! – говорю я женщине в фартуке и с тряпкой на плече, снимая камзол, отстегивая шпагу и кобуру со стилетом, и отдавая всё трясущейся Сандре. – Разорви тряпку на две полосы, и посодействуй мне.
Чош с интересом наблюдает за тем, как женщина помогает мне бинтовать руки.
– Это еще зачем?
– Чтоб не поцарапать свои нежные пальчики, когда я буду их стесывать о твою шершавую харю, кабан!
– Да ладно! Это, как его там… Это прелюдия такая? Ух ты! Я уже почти возбудился! Ну давай, дорогая, давай помашемся. Не бойся, я буду тихонько бить. Я воспитанный человек и женщин больно не бью. Ха-ха-ха! Зато потом…
«Дорогая…» Меня передергивает от отвращения. Я тебе покажу «дорогая»! Засучиваю рукава до плеч, выпрастываю рубаху из штанов, и завязываю так, чтобы пресс было видно.
– Да смотрите на нее, ребятки! – восхищается Чош. – Никогда такого не видел! Сильна девица, ничего не скажешь. И чего ты рубаху крутишь? Снимай ее! Видишь – я в одних штанишках.
– Да пошел ты! – огрызаюсь я.
– Погоди, ты что, в самом деле хочешь драться? С ума что ли сошла? Ладно, так и быть, сама напросилась. Только уговор – потом я с тобой позабавлюсь, идет?
– Или ты извинишься перед теми, кого оскорблял и уберешься восвояси.
– Ты сама-то веришь в то, что говоришь?
Вместо ответа я двигаю его по носу. Вот – и кровь пошла. Игривое настроение мигом улетучивается. Почувствовал, гад!
– А ведь больно жалится, девка! – вытирая кровь, говорит Чош. – Ну что ж, давай, покувыркаемся, сестричка!
– Покувыркаемся!
Пока боров не опомнился, провожу пару быстрых ударов – правой, левой, – отбегаю, закрываюсь, жду. Из шнобеля кровь течет еще хлеще, что, видимо, наводит его на мысль, что бой не будет легким. Чош тут же свирепеет, рычит, плюется и самым топорным и неуклюжим способом машет своими лапами. Туда, сюда, туда, сюда. Прямо как медведь, да и повадки звериные. Если попасть под такую вот пушку, наступит нехилый звиздец, но я верткая, уворачиваюсь, одновременно прощупывая его.
Толстокожий попался, удары по печени ничего не дают, даже не кривится, гад. Тем не менее, мои уколы определенно доставляют ему неудобства и он, представьте себе, ослабляет напор, уходит в защиту и начитает наблюдать.
А ведь умный детина! Понял, что надо брать меня по-другому! Или учится на ходу, глядя на меня? Я даже немножко зауважала его – вон, и реветь перестал, и с яростью совладал, работает, следит за мной.
Кружимся. Пару раз Чош осторожно пробует достать меня прямыми, но без должного навыка так только стены крушить. Медлительный, да и вес немалый.
Я
