и вовсе не потому, что разделяла все его причуды. Просто я обожала его искренность, а кроме того, с ним всегда можно было чувствовать себя уверенно и спокойно. Он многому меня научил. Клайв знал гораздо больше, но порой терпение ему изменяло. Я всегда была крайне любопытной и задавала слишком много вопросов. Мне надо было, чтобы мне все объяснили, привели аргументы и расписали, каким будет конечный результат. Я, например, всегда интересовалась, почему меня просят сделать что-то, чего я не понимаю. Согласна, такое поведение может по-настоящему разозлить — меня и саму такие люди страшно бесят! Но Грэм всегда был готов терпеливо и обстоятельно все мне объяснить. Он никогда не раздражался, на вопросы отвечал просто и внятно, не пытаясь произвести на меня впечатление или завести в дебри медицинской терминологии. Мы отлично сработались. В своем отношении к делу он очень походил на меня: что бы ему ни поручили, он сразу же брался за это и всегда доводил начатое до конца.
Итак, я почувствовала себя полноправным членом команды. Мы стали общаться гораздо свободнее. И я была рада, что атмосфера в морге оказалась не такой, как я себе представляла. Здесь царил дух товарищества — все друг другу помогали, вместе обедали, шутили и сплетничали. Но у работы в морге есть и другая сторона. За закрытыми дверями нас ожидало такое, что любого заставит уйти и никогда не возвращаться. В таком месте очень важно сохранять хладнокровие. Грэм и Клайв относились к работе спокойно и уравновешенно, и я вскоре тоже научилась этому, глядя на них. Ежедневно имея дело с покойниками, они никогда не забывали, что сами пока еще живы, и стремились прожить каждый день на полную катушку. К умершим и их родственникам они относились с должным уважением, но когда из кабинета порой раздавались взрывы хохота, трудно было поверить, что мы находимся среди мертвецов и всего, что с ними связано.
Итак, на этой неделе у меня должно было состояться первое дежурство, но вечера пока проходили без неожиданных звонков. Я несколько раз перезагружала мобильный и даже попросила Люка набрать мне, чтобы убедиться, что с телефоном все в порядке. Клайв и Грэм уже сделали мою паранойю предметом шуток, говоря, что скоро на меня обрушится непрерывный шквал звонков. Но все изменилось в субботу утром. В восемь утра мне позвонили из приемного покоя и сообщили, что пожилой джентльмен скончался в машине «Скорой помощи» по пути в больницу. Что ж, подумала я, это не проблема.
— Проблема в том, — сказали мне, — что семья едет сюда из Лидса.
— Понимаю, — ответила я. — Когда их ждать?
— Могут прибыть в любое время. Его признали умершим полтора часа назад, и мы подумали, что они захотят увидеть его прямо здесь. Но они все еще не приехали, а мы не можем до них дозвониться, чтобы узнать, где они.
Я поняла, что старика нужно переместить в морг и заняться им. Нажав отбой и повесив собак на Люка, я полетела на работу.
Когда вошла, носильщики как раз переносили пациента из приемного покоя. Я приняла его и стала готовить к церемонии прощания. Все хитрости, которым научил меня Клайв, сработали на ура. В половине десятого мистер Дженнер уже лежал в часовне в ожидании гостей.
Пробило одиннадцать, но родственники так и не появились. Я пару раз звонила в приемный покой, но там ничего не знали. Я связалась с приемной патологоанатомического отделения (по субботам они работали до двенадцати), но и там не видели никаких заблудившихся посетителей.
За время ожидания я приняла пару других пациентов, скончавшихся ночью, минут двадцать поболтала с носильщиками, выпила несколько чашек кофе, покатала босыми ногами банку и прочла все местные и общенациональные новости в Интернете. Потом я пятнадцать минут болтала по телефону с дедом, но вскоре ему надо было идти, чтобы не опоздать на автобус. Дважды звонил Люк, чтобы узнать, долго ли меня не будет, и я сказала, что планы на сегодня, видимо, придется отложить.
В половине первого родственники мистера Дженнера так и не объявились. Я решила обратиться за советом к Клайву. Я искренне надеялась, что сумею справиться сама, а он хоть отдохнет от мертвецов, но вскоре поняла, что без совета не обойтись.
— Ты до сих пор там?! — возмутился Клайв, когда я рассказала ему о событиях сегодняшнего утра. — Шелли, оставь тело и быстро домой! Если бы мы сидели и ждали всех родственников, которые захотят увидеть умершего, то нам пришлось бы поставить в морге раскладушки!
Я опешила. Похоже, мои добрые намерения не сослужили мне в этот раз доброй службы.
— Ты всегда должна узнавать точное время приезда и сама общаться с родственниками, — продолжал наставление Клайв. — Когда этим занимаются в приемном покое или в отделении, они просто тратят наше время. Чтобы через полчаса тебя в морге не было, ты поняла?
Закончив разговор, я отправила мистера Дженнера назад в хранилище. Люк сказал, что заедет за мной в четверть второго. Когда мы подъезжали к дому, я услышала лай Харви и Оскара — они узнали звук двигателя машины Люка. Стоило мне вставить ключ в замок, как зазвонил мобильный. Родственники прибыли! И мне пришлось вернуться в больницу, чтобы организовать церемонию прощания, которая должна была состояться несколько часов назад. Родственники рассыпались в извинениях.
После всех необходимых формальностей мистер Дженнер наконец-то встретился с семьей. Я изо всех сил скрывала раздражение; надеюсь, родственники ничего не заметили. Я постаралась максимально тактично объяснить, что они должны были связаться непосредственно со мной, потому как морг не работает круглосуточно. Они снова извинились. Я провела их в зал прощания и оставила там с мертвецом, объяснив, как со мной связаться в случае необходимости. Уходя, я напомнила этим людям, как долго мне пришлось их ждать — они должны принимать во внимание и мои потребности. Конечно, это было эгоистично с моей стороны. Прошло три часа, а они все еще были здесь. Пробило пять. В итоге весь свой выходной я провела в морге.
Должна признать, что была в ярости. Ох уж это отвратительное чувство беспомощности, когда знаешь, что, несмотря на все желание, нельзя давать волю эмоциям, потому что нужно считаться с чувствами людей, у которых горе, и нет у тебя никакого права настаивать на своем. Я была в бешенстве, потому что обо мне никто не думал и не собирался думать. На кой черт мне сдались их извинения?
Освободилась я только в семь. Пока меня не лишили выходного
