тем более не в устаревших фолиантах. В столице я вступила в местную Ятрейю и устроилась работать в хютерианскую лечебницу для нищих. Вот где лучшая коллекция интересных мне экземпляров! Я ж патоморбистка. А степень магуса я получала, не отрываясь от дела – важнее ведь не твой статус, а результат.
Бернар уже пожалел о вопросе про магический схолум и попробовал сменить тему:
– А почему ты отказалась от всего этого и пошла в первопроходцы? Ты же мастерица столичной Ятрейи! К таким весь бомонд ходит и серебро горстями носит. Наверняка по два рихта в день получится брать.
– Я и не отказывалась. Я в Магну из столицы по делу одному приехала, а тут твоя гильдия предложила этот заказ. Мне очень нужны полтысячи рихтов именно сейчас. Я хочу в одно предприятие вложиться.
– Предприятие? – Бернар заинтересованно придвинулся поближе. Он старался не подать виду, что только что заметил чёрную собачью морду, высунувшуюся из-под ели неподалёку. – Я жажду подробностей!
И Нисса принялась рассказывать. Её зелёные глаза заблестели, голос стал громче. Гнома загибала пальцы на левой руке, перечисляя страшные болезни, одолевающие акерецких бюргеров:
– Смотри. По столице часто гуляют поветрия: скарлатина, желтуха синюшная, эффлювиа вульгариа или даже кровавая немочь. А моровая язва? Редко, но бывает. И вот все магнаты, обермейстеры, вельможи и прочая знать готовы золотом платить за чумного патоморбиста, что действительно может спасти от миазмов.
– Только вспоминают они об этом поздновато, – кивнул Бернар со знанием дела.
– Именно что поздновато! А поветрия толком не изучены, ими как бы бедняки страдают, да? И знаешь, кто ещё?
– Люди?
– Нет. То есть да! Но люди почти вымерли, это неинтересно. Ой, прости!
– Нет-нет, ты права, – печально признал Бернар. – Папа ведь от хвори и умер. Твои столичные коллеги, кстати, не помогли, ничего толком не поняли. Он несколько лет страдал. Вспышки ярости непонятные, мигрень страшная. Они сказали, что это чисто людское, что-то в голове… Камень, что ли?
– В столице почти нет патоморбистов из людей, – заметил Ганс. – Одни гномы да эльфы. Они часто такими отговорками прикрывают свою некомпетентность.
– Да, может быть, – кивнула Нисса. – Но людей, увы, слишком мало, чтобы их изучать. А вот кого много – так это орков! Ну, гоблинов городских.
– Подожди, а разве у них не свои собственные болячки?.. – удивился Бернар.
– Вот! Именно! – воскликнула Нисса, восторженно жестикулируя, будто они её свадьбу обсуждали. – Какие-то миазмы с орков на нас, реттов, не переносятся, а какие-то – да. И никто не знает, какие, как, почему! Они живут в трущобах, в грязи, лапы свои не моют вовсе – там цветёт и благоухает любая патоморбия, понимаешь? Если мы докажем, что кровавая немочь идёт от орков, если мы докажем, что научились с ней бороться, нам знаешь сколько сам Акертинг заплатит? Лишь бы мы выгнали немочь из города.
– Ого, какое предприятие, – поражался Бернар, то и дело поглядывая за Ниссино плечо. Теперь псов было двое. Они таились в тенях, выжидали, следили. Хорошо, что соляной круг их не пускал.
– Я так и кудесницей Ятрейи стану! Ха! Самой молодой за семьсот лет!
– Так, а пятьсот рихтов-то тебе зачем?
– Мы с коллегами задумали гешефт: с каждого по шестьсот серебряных – и он в доле. Я не успеваю накопить, а потом шанса не будет. Мы устроим в столице первую лечебницу для орков!
На этих словах Ганс аж поперхнулся тием.
– Откуда у этих грюнхаутов деньги на лечение возьмутся? Они же чернь, совсем нищие…
– Она будет бесплатной! – Глаза гномы горели священным эрудицким пламенем.
– Валетудинарий? – удивился фон Аскенгласс.
– Вале… Это что за заклинание? – переспросил Бернар.
– Не все незнакомые тебе слова связаны с магией, – проворчал Ганс. – Многие бесплатные лечебницы были основаны людскими кайзерами в качестве жертвы Хютеру – они и назывались валетудинариями. Но в них никогда не пускали грюнхаутов! Неужели Хютер теперь и зеленокожих спасает?
Взгляд Ниссы тут же охладел. Она посмотрела на руку с набитым символом покровителя и ответила:
– Дело не в Хютере. Хотя, быть может, и в нём. Защищай слабых… Ты можешь смотреть на орков свысока и даже ненавидеть – твоё дело. Но подцепи от них какую патоморбию – сам же долго не протянешь.
– Не протяну? Пустые домыслы, – возразил эрудит. – Как-то людской род прожил без вашей помощи четыре эпохи. Ещё посмотрим, кто вымрет первым.
– Знаешь, Ганс, – вступил Бернар, почувствовавший, как накаляется спор, – я думаю, эти валедитура… Что? Ну и название! Зачем ты вообще его вспомнил? Короче, бесплатные лечебницы, бесплатные лекари – они всем нужны. Все порой хворают. Так как платить, если ты сам болен, а семьи нет? А если у тебя дети – кто их прокормит? Это не выдумки. Со мной так и было, например. Уверен: дело Ниссы и Хютеру угодно, и многим другим богам.
– К тому же, ты меня извини, – решила Нисса всё-таки подбросить угля в топку диспута, – но поветрия от орков в первую очередь на ваш род садятся. Вспомни моровую язву Гномьей эпохи, как она две трети людей в Акерплатце выкосила! А начиналось с гоблинов, с грюнхаутов, как ты их называешь, и тех погибло куда меньше. Ты просто не сталкивался с патоморбией как следует – вот тебе и кажется, что это не про тебя.
Повисла гнетущая тишина, в которой лишь костёр осмеливался потрескивать да псы вдалеке завывали. Ганс угрюмо нахохлился, будто мокрый воробей, и уставился на огонь, не желая, видимо, признавать очевидное. Вдруг раздался хруст! Все вздрогнули, оборачиваясь ко Вмятине – тот заводил пружины Зубила массивным часовым ключом. Хр-р-румк! Хр-р-румк!
– Все палатки собраны, кроме палатки Ганса. Не понимаю, как она сделана, – заметил автоматон. – Пора выдвигаться.
– Да, конечно, извини, – кивнул Бернар, собирая тисовые плошки и быстро протирая их снегом. С тоской он смотрел на остатки похлёбки, что предстояло выбросить.
– Завтрак был прекрасен, – похвалила его Нисса, протягивая свою недоеденную порцию. – Я правда объелась.
Бернар печально принял тисовую миску. Тоже выбросить придётся.
– Я сталкивался с людской патоморбией, – вдруг выдал Ганс таким мрачным тоном и с таким скорбным видом, что только Вмятина на него не отвлёкся. – Это не всегда хвори, о которых вы думаете. У нас всё куда сложнее. Собственно, этой ночью мне снилась матушка, которую я не знал.
– Она рано умерла? – осторожно спросил Чкт-Пфчхи.
– Ещё при родах. От редкой патоморбии по имени Ганс Глабер, – невесело усмехнулся эрудит.
– Соболезную… Подожди, а почему тебе не снились змеи и этот младенец ревущий? – задался вопросом Бернар.
– Дух матушки
