проконсультироваться насчет методов лечения наркомании.
Видя, что его объяснения только усиливают подозрения собеседника, Алекс махнул рукой в сторону офиса:
– Мне нужно проконсультироваться с ней… с Сашей.
– Ладно, подожди тут, – Никита мрачно кивнул в сторону стульев у стены.
Под подозрительными взглядами работников фонда даже минутное ожидание казалось вечностью. Но ждать пришлось долго. Чтобы не встречаться ни с кем взглядом, Алекс уставился в ближайшее окно. Там было хорошо! Если окна «РосФармы» выходили на широкую улицу без единого дерева, где вдоль тротуаров лежал грязный снег, то за окнами «Истока» были высокие деревья парка. Почти как в Нью-Джерси. Необычно яркое для февраля солнце обещало раннюю весну. Маленькую часть этого обещания не пускала внутрь комнаты наклейка с волком на стекле. Над опущенной мордой хищника была надпись «Русский волк» и под ней «Патриотическое движение». А он-то как сюда попал?
– Привет, – просто сказала Саша, выйдя из своего кабинета. – Так ты, оказывается, в фармкомпании работаешь?
– Да, – сказал Алекс, сразу забыв заготовленные для разговора фразы.
– Значит, ты из тех, кто наживается на наших проблемах? Извини, у меня не очень много времени на разговоры.
Алекс растерянно посмотрел на притихших сотрудников и посетителей фонда. Все с любопытством ожидали развития событий.
– Хорошо, начну с главного. Я хочу разработать препарат для заместительной терапии в России, и мне нужна помощь, – сказал Алекс.
В помещении фонда разом повисла глубокая тишина.
– Ты – провокатор? – Саша в упор смотрела на Алекса.
– Нет.
– Ты знаешь, что метадон для лечения наркомании запрещен в России?
– Да. Поэтому мы будем внедрять другой препарат – бупрофиллин, который, с точки зрения фармакологии, тоже должен работать. Мне нужна ваша помощь для лоббирования и для организации клинический испытаний. Ведь только у вас есть доступ к таким пациентам.
Саша испытующе смотрела на Алекса. Потом развернула соседний стул и села на него, облокотившись руками на спинку.
– А почему ты так хочешь помочь наркоманам?
Мотиваций было много, но ни одна из них не показалась ему в этот момент убедительной. Алекс вспомнил свой поход в хоспис для ВИЧ-инфицированных детей в Атланте. Услышать от шестилетнего ребёнка – «…может, ученые придумают лекарство для меня прежде, чем я умру» могло мотивировать кого угодно. Однако это совсем какая-то сентиментальщина. И вообще, со стороны это могло выглядеть фальшиво. Тем более в Москве. А больше всего он не хотел выглядеть в глазах Саши фальшиво. Алекс назвал другую, более понятную, на его взгляд, для Саши причину:
– Если честно, то только это может спасти нашу компанию от банкротства.
– Да гнать его надо на все четыре стороны, – вмешался Никита. – Саша, ты что не видишь, что это подстава?!
По бурной реакции, вызванной его словами, Алекс понял, что какой бы ни была репутация у фармкомпаний в России, она была изрядно переоценена. Не глядя на Никиту, Алекс негромко сказал:
– Мне можно верить. В аспирантуре я работал над препаратом от ВИЧа, который ваши клиенты наверняка принимают.
– Врешь! Какой такой препарат? – удивился Никита.
– Ламивудин.
Никита отошел, махнув рукой:
– Так он еще и иностранец…
– Я не иностранец! – возмущенно бросил ему вслед Алекс.
Саша продолжала пристально смотреть на Алекса. У ее фонда по вполне понятным причинам были трения и с наркополицией, и с чиновниками, но это точно не имело отношения к происходящему. Вспомнив про воскрешение наркомана у метро, она приняла решение. В конце концов, не каждый день в ее офисе предлагают заняться испытанием новых лекарств от наркомании.
– Ладно, выгнать мы его всегда успеем, – сказала она Никите. – Пусть сначала изложит свою идею.
* * *
Выслушав Алекса, Саша, не оборачиваясь на Никиту, который стоял у стены, скептически сложив руки на груди, сказала:
– Нам нужно подумать. Но у нас к любому проекту есть свои требования. Во-первых…
Еще с тинейджеровского возраста Алекс совершенно искренне считал, что самое привлекательное в женщине – это интеллект. С точки зрения школьного психолога, это был нонсенс. Может, конечно, в совокупности, утверждал он, но не интеллект в чистом виде. Ведь, например, самые известные социопаты все были очень умными людьми. Так что привлекать может все что угодно, в любой комбинации, но не интеллект сам по себе. Алекс не знал ни одной женщины-социопата и остался при своем убеждении.
Конечно, до сих пор все бывшие подружки Алекса – хоть та же Сибел – служили скорее опровержением его собственных взглядов, но в Америке все было просто. Приглашаешь девушку на свидание, и если она соглашается, то все понятно. Неважно, с какого по счету свидания, но все обоюдно-ожидаемо сводилось к сексу, процесс безошибочный и надежный, как поворот двух ключей для запуска баллистической ракеты. В России, похоже, женщины претендовали на оба ключа сразу, что делало все совершенно непредсказуемым. Женщин в этой стране Алекс боялся.
Конечно, психолог был прав в том, что помимо ума, внешность, чувство юмора или общительность тоже были важны, но, в отличие от интеллекта, ими можно было легко манипулировать. И если желание манипулировать человеком как высшее проявление нечестности означало наличие всяких комплексов, то людей умных и творческих Алекс считал действительно искренними, и именно к таким людям его тянуло. К таким, как Саша. То, что она именно такая, он понял еще тогда у метро. Алекс смотрел, как она что-то ему объясняет, подкрепляя слова категоричными жестами, и убеждался в своей правоте. За такими, как Саша, удача, должно быть, следует по пятам, как тень в летний полдень. Почувствовав немедленную симпатию, он задумался по американской привычке о том, хочет ли он, чтобы они стали друзьями.
– Ты согласен?
Встретившись взглядом с Сашей, Алекс вздрогнул, словно она могла прочитать его мысли, и смущенно улыбнулся:
– Да, конечно.
* * *
Вместе с Сашей и немного остывшим после разговора Никитой они вышли из помещения фонда и направились через сквер к девятиэтажкам. По дороге Саша продолжала объяснять, чем занимается их фонд.
– Или вот эта Катерина. У нее ребенка хотят отнять по суду за то, что она хотела лечиться и встала на учет в наркологическом диспансере.
– В смысле?
– Если наркоман на учете, то к нему тут же приходят социальные службы и могут забрать ребенка. Ну это разве не беспредел? И это типичный случай. А Катерина ради этого ребенка и решила лечиться. Ее чуть ли не насильно хотели на аборт отправить, а в довершение ко всему при родах отказали в обезболивании – как опиатозависимой. Она этого Даню выстрадала, а они хотят его теперь у нее отнять. Ничего, наш адвокат пойдет завтра