В-третьих, появляется зависимость от больничного распорядка, который становится абсолютной нормой, например, сдача крови минимум раз в неделю. Я могла, еще полностью не проснувшись, пойти сдать кровь в соседний кабинет, а потом вернуться и уснуть снова.
Появляется ощущение, что без постоянного контроля врачей жизнь слишком опасна. Над каждой кроватью в палате есть тревожная кнопка вызова медсестры, и ты настолько привыкаешь, что на любое «болит» мгновенно реагируют, что не понимаешь, как дальше жить без этого.
Моя палата под символичным номером «7» была особенной для меня, она как живая, видела мои слезы радости и боли, маленькие и большие победы и каждое поражение. Для меня палата была своеобразным домом. Все относились ко мне как к «бывалой», одной из немногих, кто не покидает больницу до окончания лечения. Когда живешь в больнице, невольно считаешь палату своей, но ее приходится делить с абсолютно чужим человеком. Одно дело – пожить с незнакомым человеком пару недель, и совсем другое, когда у тебя каждые две недели новые соседи и они выздоравливают, а ты остаешься и тебе нельзя выбраться даже на прогулку.
Моя палата под символичным номером «7» была особенной для меня, она как живая, видела мои слезы радости и боли, маленькие и большие победы и каждое поражение.
За все время моего нахождения в больнице у меня было восемь соседок, и все такие разные и по возрасту, и по характеру. У всех свои привычки, болезни и даже распорядок дня. Чтобы было легче, я всегда пыталась помнить, что это больница и мы здесь, чтобы лечиться. Приходилось терпеть некоторые моменты и им, и мне.
Я очень долго держалась, потребность в личном пространстве особенно остро почувствовалась к окончанию лечения. Иногда я уходила на целый день в коридор, там мне было комфортнее, порой даже дремала на диване. Надо сказать, все относились с пониманием к моим посиделкам в коридоре. Когда выпадали периоды без соседей, меня много раз спрашивали, не скучно ли мне одной в палате, и моим ответом всегда было твердое «нет». Я легче переживаю свои беды в одиночестве, и мне всегда было чем заняться.
Из наблюдений за своими соседками могу сделать вывод, что наше отношение к окружающему миру возвращается к нам подобно бумерангу, мы получаем только то, что хотим, только то, что уже «нарисовали» в своем подсознании. Я слышала массу упреков в адрес сотрудников больницы: и медсестра злая – хамит, и врач не компетентен. Хотя я ничего такого не замечала. Ни разу не столкнулась с грубостью, напротив, со мной все были очень приветливы. Кроме того, не стоит забывать, все мы люди, на отделение в 50 человек всего четыре медсестры, каждому нужно поставить капельницу, а возможно, и не одну. Если все нормально, зачем требовать к себе лишнее внимание? Надо стараться трезво мыслить и точно оценивать свое состояние.
Из дневника
В больнице я довольно давно, на днях видела одну из своих бывших соседок. У нее ремиссия! Пришла закрыть больничный. Так здорово кого-то поздравлять с этим событием, это даже круче, чем день рождения, Новый год, день свадьбы и все такое!
Я спросила: «И как?», она ответила: «Здорово, но непривычно, не могу близко контактировать с людьми, есть остатки страха, что можно заразиться!» Сказала, что здоровается с людьми только за руку, никаких поцелуев и объятий.
Она первая из посторонних людей, с кем я разговаривала про болезнь, с ней это как-то легко получилось. Так хочется рассказать про события вне больницы, но их нет, как и моих лейкоцитов.
Разговаривала с мамой про моих соседей, говорю, хорошие все такие, а мама так как-то просто: «А в больнице, походу, все люди хорошие». Знаете, и жутко так стало от этой фразы. Понимаете, тут, правда, плохих нет.
Страх присутствует у всех, это вообще нормальная реакция на такого рода ситуацию.
Наше отделение было очень дружным. Я знаю многих ребят, которые лечились, почти всех я проводила из больницы в счастливую ремиссию. Они покидали отделение, но каждую неделю поступало все больше моих ровесников.
Страх присутствует у всех, это вообще нормальная реакция на такого рода ситуацию.
В больнице особая энергетика, там редко кто отказывает в помощи, чаще всего проявляют заботу друг к другу. Там надо побывать, чтобы понять: это место, где лечат от смертельной болезни не только тело, но и душу. Так начинаешь ценить все то, о чем в повседневной жизни мы часто забываем.
Во всем есть свои плюсы. Я научилась находить их в любой, даже самой неприятной ситуации, старалась во всем видеть закономерность и понимать, что даже если события развиваются не так как надо, то так нужно. За период лечения любые возникающие обстоятельства или появляющиеся новые люди меня чему-то научили. Я словно смотрела на жизнь, будучи всего лишь ее зрителем. У меня возникали осложнения и боли, соседки по палате, с которыми непросто было ужиться, а также ограничения во всем, в том числе в личном пространстве. Я забывала, что такое «больно» (как понять, пора ли пожаловаться, если больно все время?) и «не хочу», я ничего не могла, но признавалась в этом очень редко. Я дала себе установку, что у меня все всегда нормально, и даже жалуясь родным и видя, что они расстраиваются, я заставляла себя собраться – раз уж я решила быть сильной, надо быть такой до конца.
Моя жизнь стала абсурдом, я перестала общаться практически со всеми, легенды о том, где я и чем занимаюсь, стали просто бредовыми.
О моей болезни по-прежнему знали только близкие люди. Мне не хотелось, чтобы кто-то со стороны наблюдал за тем, как я буду выживать, ведь положительного результата мне никто наверняка обещать не мог.
При этом было несколько причин, чтобы собраться с мыслями и рассказать всем, что я болею.
Во-первых, моя жизнь стала абсурдом, я перестала общаться практически со всеми, легенды о том, где я и чем занимаюсь, стали просто бредовыми. Я чувствовала, что перестаю жить, пора было признать болезнь как часть своей жизни.
Во-вторых, я была настроена только на выздоровление – а что может быть лучшей мотивацией для самой себя, чем пообещать всем знакомым обязательно выздороветь?
