Наш коллектив за весь текущий год,Казалось, должен был нам дать большой доход.Но это был лишь сон. Совсем наоборот.
З...аверните. (Берет ноты и уходит, но по дороге нечаянно сбрасывает с прилавка пачку нот.)
Фед. Сем. Кто это сделал?
Утесов. Ты... ты...
Фед. Сем. Я?
Утесов. Нет, не вы, а ты... ты...
Фед. Сем. Во-первых, это не я, а во-вторых, вы могли бы быть повежливей.
Утесов. Ты... ты... тысячу извинений, это я. (Уходит.)
Музыкальный номер
Явление седьмое
К концу номера по второй части сцены по мосту проходит Утесов – Старик с кнутом в руке. Он ведет за собой лошадь, напевая какую-то песенку. Входит с лошадью в магазин.
Утесов. Посторонитесь, посторонитесь, граждане, пропустите старушку. Тпру!
Фед. Сем. Ты что, бродяга, обалдел? С лошадью в магазин прешь?
Утесов. Ну и с лошадью. Ну и пру. Небось не поганое животное, не собака.
Фед. Сем. Да ведь грязная ж!
Утесов. А какая ж от нее грязь? Вот у нас агроном всегда говорит: навоз, говорит, то же золото. Я, знаете, так решил: весной обязательно возика два в Торгсин свезу. Пущай там за это золото джемпер дадут аль зипунишко какой каракулевый.
Фед. Сем. Да говорят же тебе, грязная она.
Утесов. Что ж, что грязная? Небось она в стойле живет. Вы бы, к примеру, в стойле жили – вы бы тоже грязный были. Она у меня первый человек, вы уж ее не обижайте, пожалуйста. (К лошади.) Отойди, Маша, от двери – простудишься. Вот стань здесь в сторонке. Садись. У меня, знаете, кобыла в 25 лошадиных сил. Я с ней 18 годков прожил и ни разу от нее грубого слова не слышал.
Фед. Сем. Это черт знает что такое. Выведите ее на улицу!
Утесов. Что она, пьяная? Она тихо сидит, никого не трогает. Сиди, Маруся, сиди.
Фед. Сем. Оставьте сейчас же помещение!
Утесов. Да вы что все в городе, очумели, что ли? В трамвае сегодня три остановки проехал, вдруг: вылезай, говорят, с лошадью нельзя. А легко сказать: вылезай. Сдавили ее со всех сторон. Пошевелиться нельзя. Что же вы, говорю, скоты, лошадь мою затираете? А мне один жеребец с портфелем говорит: «Ежели, говорит, вам здесь тесно, ездили бы, говорит, с ней на такси». Граждане, говорю, ведь я не с женой, с лошадью еду. Ежели бы вы мою жену затоптали, я бы, говорю, ничего не сказал. Лошадь животная бессловесная, а вы говорю, ее локтем пхаете. А тут как раз дамочка одна в котиковом хомуте ей копытом своим на ногу наступила. Я гляжу, у моей Маруськи в глазах слезы, а глаза такие большие, бархатные и будто бы вслух говорят: «Эх вы, говорят, звери вы, звери, что же вы со мной делаете?» Гляжу, место одно освобождается. Бросился я к нему, хотел для Маруськи занять. И тут гражданин какой-то: «Вы почему у меня место из-под носа вырвали?» Как же, говорю, я место у вас из-под носа вырвал? У вас нос вот где, а место вот где. А из-под чего я у вас его вырвал, об этом, говорю, лучше не говорить. И где же тут, граждане, справедливость? С детьми пущают, а с лошадью, говорят, нельзя. Дети-то, они небось больше гадят, чем лошадь. Поп в трамвае едет, ему ничего не говорят, а у него грива-то больше, чем у Маруськи. Демагогика. Дайте меру овса.
