видела.
На записке, приколотой к полотнам, которые каким-то чудесным образом оказались в моем чемодане, когда я их туда не клала.
Влад.
Почти уверена, что Сандра тоже узнала этот почерк (ведь записка в тот вечер гуляла по столу из рук в руки), поэтому так и загорелась.
– Давай быстрее – не выдерживает она и, забрав у меня конверт, спешно открывает его и сама вытаскивает листы бумаги.
Я тут же живо забираю их обратно, шикнув на нее, и принимаюсь читать сама (естественно, не в слух – девчонки в метре от нас сидят – но этого и не требуется; Сандра, заглядывая мне через плечо, читает одновременно со мной):
«Дженна.
Я никогда не забываю, и каждую минуту помню, кто я такой. Именно поэтому с самого своего приезда сюда я делал все, чтобы отдалиться от тебя. Как ментально, так и физически. Старался отвратить тебя от себя для твоей же пользы. Я был уверен, что поступаю верно. Я грубил, хамил, и делал прочие недопустимые вещи. И поверь, мне от этого было нисколько не легче, чем вам.
Просто я был убежден, что так будет правильно. Что так будет честно, по отношению к тебе.
Неверно будет обременять тебя своим обществом лишь потому, что однажды я любил одну девушку, которая значила для меня слишком многое, чтобы позабыть ее даже спустя шесть сотен лет.
Я не приукрашу, если скажу, что значила она для меня всё.
Но вчера, когда ты мне говорила все это, и в твоих глазах мерцали неподдельная злость и обида на меня.. я впервые усомнился в том, что поступаю верно. Я решил за тебя – но не удосужился спросить, хочешь ли ты того же.
Ты не ребенок, и я не имел права так поступать.
Я делал это во благо, но и благо надо делать лишь тогда, когда об этом просят. Когда я понял, что мои действия и слова причиняли тебе больше вреда, чем пользы – я осознал, насколько сильно ошибался в том, что полагал верным и правильным.
А еще в твоих словах… я увидел надежду для себя. Так долго обходясь без тебя, я позабыл, какого это – быть рядом с тобой. С той, кто никогда не судила человека по обложке, которой всегда была важна душа. И пусть моя душа такая черная, что затмит любое светило.. твоя настолько светлая, что тебе единственной всегда удавалось осветить и мою лучиком своего света, который не гас даже в самые мрачные времена.
Ты сказала, что человечное чудовище лучше чудовищного человека.. Я бы очень хотел, чтобы тебя не приходилось ставить перед таким выбором. Искренне бы хотел, но не могу предложить в своем лице ничего иного.
Я едва начал стараться меньше думать о тебе, но твои слова.. они взбередили в моей душе нечто настолько яркое, что уже невозможно погасить теперь одним лишь желанием.
Это надежда.
Надежда, что однажды ты и правда сможешь принять меня таким, какой я есть.
Эта мысль сводит меня с ума. Заставляет провалиться в мечты и фантазии, как наивного юношу.
Я пишу тебе это, хотя мой разум по-прежнему считает это неправильным и опасным для тебя. Но слова сами рвутся наружу – а передать их на бумаге куда проще, чем сказать вслух.
Да, это неправильное письмо. Но пусть оно все равно попадает к тебе. Потому что я этого хочу. Потому что много лет назад одна девочка научила меня,
(..нет же, это легко! стоит только начать – лале внимательно глядит на него – сделай то, что ты хочешь. не то, что правильно, не то, что разумно, а только то, что хочется тебе самому!..)
что иногда нужно поступать не как правильно, а как чувствуешь. А видя, сколько боли я причинил тебе в погоне за правильностью..
Пожалуйста, прими эти цветы. Они ничего не значат, это не извинения. Извинения должны быть совсем другими, и я обязательно принесу их в подобающем виде. А этот букет – лишь попытка сделать тебе приятное.
Попытка вызвать твою улыбку.
Потому что твоя улыбка – самое прекрасное, что я видел в этом мире. И любом другом».
–5-
Я осторожно складываю письмо (дождавшись, пока Сандра тоже дочитает и уберет свой указательный палец с бумаги, мешающий это сделать) и сую его обратно в конверт.
Сандра наклоняется мне к самому уху, чтобы девчонки не слышали, и взбудоражено шепчет:
– Я и не знала, что Влад такой романтик! Красиво пишет. Мне ни один мужчина такого не писал.
– Знаешь, предпочла бы, чтобы и мне не писали– замечаю, прицепив конверт обратно к ящичку.
Черт, да они что, сговорились? Или сегодня внекалендарный, так сказать – репетиционный, день Святого Валентина? Сначала Сандра со своим сватовством, потом Ноэ с его намеками, теперь вот уже Влад откровенным текстом!
Может, тут где за углом продают любовный эликсир, да я не в курсе? А они его все втроем уже бахнули с утра?
– Тебе не понравилось? – удивляется она (все так же говорим едва ли не одними губами) – по-моему очень даже.. трогательно. Не знаю, я не сентиментальный человек, но цепляет.
– Это трогательно, да – соглашаюсь я.
Особенно учитывая, что совсем недавно я видела тот самый момент, о котором он написал. И ту девушку, которая научила его порой действовать так, как чувствуешь, а не как правильно. Но..
– Но все не так просто, Сандра. Он же.. он все не так понял.
– Кстати, а что не так понял? О каком разговоре он тут писал?
– Неважно – отмахиваюсь – дело в том, что.. я лишь пыталась сказать ему, что облик не важнее души.. не важнее поступков. Пыталась донести до него, что он, ведя себя таким образом, выглядит еще большим монстром, ежели в своем истинном..
Осекаюсь. Вроде нас и не слышно, но начинает играть паранойя.
– Выйдем на секунду – тяну подругу и киваю девчонкам – мы сейчас.
И когда оказываемся уже за дверью, добавляю:
– Еще большим, чем в своем истинном облике. Я лишь хотела, чтобы он понял, насколько.. неправильно себя так вести. Что оставаясь в человеческой оболочке – он не остается при этом человеком, ведя себя так. Что не достаточно просто выглядеть человеком, чтобы им быть.. Не знаю! – взмахиваю руками – я просто была зла и говорила все, что было на уме, но я.. я точно не пыталась дать ему.. надежду, как он сказал. Или.. я не знаю.. я..
