Далеко на Западе
К “Дрём-мотелю” мы подъехали, когда полночь давно миновала. Я расплатилась с водителем, проверила, не забыла ли чего в машине, нажала на кнопку звонка – разбудить хозяйку. Уже без нескольких минут три, сказала она, но выдала мне ключ и бутылку минералки. Мой номер находился на самом нижнем этаже, окнами на длинный пирс. Я открыла раздвижную стеклянную дверь, и до меня донесся шум волн, которому аккомпанировали тихим лаем морские львы, развалившись на досках под пирсом. С Новым годом! – крикнула я миру. С Новым годом, растущая луна, телепатическое море.
От Сан-Франциско я добиралась час с небольшим. Только что сна не было ни в одном глазу – и вдруг почувствовала, что выбилась из сил. Сняла пальто, задвинула стеклянную дверь не впритык – хотела послушать шум волн, – но моментально погрузилась в факсимильную копию сна. Резко проснулась, сходила в сортир, почистила зубы, сняла ботинки и улеглась в постель. Возможно, мне что-то приснилось.
Новогоднее утро в Санта-Крусе, все, считай, вымерло. Мне вдруг захотелось совершенно конкретный завтрак: черного кофе и кукурузной каши с зеленым луком. Здесь такая каша отыщется вряд ли, но, на худой конец, сойдет яичница с ветчиной. Прихватила фотокамеру, направилась под горку, к пирсу. Надо мной, полускрытый величественными пальмами, нависал указатель, и я сообразила: нет, это все же не мотель. На указателе – слова “Дрим инн” и для выразительности – звезда с растопыренными лучами, навевавшая воспоминания об эре покорения космоса. Я остановилась полюбоваться, щелкнула своим “полароидом”, сняла с проявленного снимка защитную пленку, сунула его в карман.
– Спасибо, “Дрём-мотель”, – сказала я наполовину воздуху, наполовину указателю.
– Это “Дрим инн”! – воскликнул указатель.
– Ах да, верно, извините, – сказала я, несколько опешив. – “Постоялый двор сновидений”, значит. И все же мне ничего не приснилось.
– Да неужели? Ничего!
– Ничего!
Я невольно почувствовала себя Алисой, когда ее допрашивала Гусеница с кальяном. Уставилась под ноги, уворачиваясь от въедливой настырности указателя.
– Что ж, спасибо за фото, – сказала я, уже намыливаясь удрать.
Но путь к отступлению отрезали, внезапно развернувшись в воздухе, анимированные рисунки Тениелла: Черепаха Квази на задних лапах. Лакей-рыба и лакей-лягушка. Додо, затянутый в элегантный рукав от сюртука, и мерзкая Герцогиня с Кухаркой, и сама Алиса, угрюмо председательствующая на бесконечном чаепитии, где, господи прости, чаю вообще не наливали. Интересно, эту нежданную бомбежку картинками я сама себе внушила? Или мне удружил магнитный заряд указателя “Дрим инн”?
– Ну, а сейчас как?
– Это все сознание! – сердито вскрикнула я, когда анимированные рисунки умножились с ужасающей быстротой.
– Разбуженное сознание! – торжествующе хихикнул указатель.
Я отвернулась и тем прервала передачу образов. Честно говоря, у меня легкое косоглазие, и я частенько наблюдаю, как вокруг меня все скачет таким вот образом, обычно вправо. Вдобавок мозг чувствителен к всевозможным сигналам, если его по-настоящему растормошить. Но я вовсе не собиралась признавать этот факт в разговоре с каким-то указателем.
– Мне ничего не снилось! – упрямо крикнула я в ответ, спускаясь по склону, а по бокам парили саламандры.
У подножия холма была приземистая закусочная со словом “кофе” на окнах, написанным по горизонтали, буквами футовой высоты; под ними висела табличка “Открыто”. Я рассудила: если уж слову “кофе” уделили столько места, варят его тут наверняка очень даже неплохо, а может, даже подают донаты, посыпанные корицей. И только притронувшись к дверной ручке, заметила, что с нее свисает табличка поменьше. “Закрыто”. Ни тебе объяснений, ни тебе “вернусь через двадцать минут”. Перспектива выпить кофе подернулась туманом, шансы съесть донат и вовсе свелись к нулю. Наверно, почти все люди попрятались по домам и мучаются похмельем. Нельзя упрекать кофейню за то, что она закрыта в первый день наступившего года, хотя кофе, пожалуй, – самое подходящее лекарство после того, как всю ночь веселился сверх меры.
С кофе – облом; я присела на уличную скамейку, восстанавливая в памяти, хотя бы в общих чертах, вчерашний вечер. Три вечера подряд мы играли в “Филлморе”, и вот вчера, на последнем концерте, стою, срываю струны со своего “стратокастера”, а какой-то фрукт с засаленными патлами перегибается к сцене и уделывает мне ботинки. Последний вздох 2015-го, струя блевотины, возвестившая о наступлении нового года. Хороший знак или дурной? Ну-у, кто же разберет, если учесть, в каком состоянии весь мир. Припомнив вчерашнее, я поискала в карманах салфетку с экстрактом ведьмина орешника[6], которую обычно приберегаю для протирки объектива, села на корточки, очистила ботинки. С Новым годом! – сказала я им.
