Немецкий пулеметчик возобновил стрельбу откуда-то справа. Очереди крупнокалиберных пуль по касательной ударяли в угловую грань четырехэтажного дома напротив, скалывая и выламывая куски иссеченных кирпичных стен.
– Товарищ командир… товарищ командир!.. – Голос Милютина пересилил пулеметный трезвон и докричался, только когда он навис над самым ухом Аникина.
– Чего тебе?! – оглянулся старший лейтенант.
– Там это… – сбивчиво и взволнованно проговорил боец. – Там наши заловили… Порешить хотят…
– Товарищ командир… – Милютина захлестывало от распирающих эмоций, как охотника, подстрелившего крупную добычу. – Там это… немчуру заловили…
Аникин опрометью бросился внутрь двора. В каменном колодце звуки стрельбы снаружи сделались глуше. До слуха Аникина донеслись неясные крики, которые перекрыл отчаянный визг и причитания.
– Сюда… сюда… товарищ командир… – услужливо направлял Аникина раздавшийся за спиной голос Милютина.
Заскочив в подъезд, Андрей с автоматом наперевес побежал вверх по лестничному пролету. Он быстро преодолевал пролет за пролетом, голоса и непрерывное верещание становились все громче. Шумно, разноголосо кричали на третьем этаже, под самым чердаком.
– Товарищ старший лейтенант!.. Вот гада поймали… – кинулся ему навстречу вниз по ступенькам Латаный. Он, как и другие на чердачной площадке, тоже был охвачен таким же заполошным возбуждением только что добывшего охотника.
XXII
У нижнего откоса окна, прямо на полу полулежал человек, одетый в гражданское. Сколько точно ему лет, определить было нельзя, потому что лицо его все заплыло от кровоподтеков и синяков. Судя по густой шевелюре, едва тронутой сединой у висков, немцу было не больше сорока.
Вцепившись в его волосы, Тютин стукал его головой о край подоконника. Он находился в состоянии какого-то яростного исступления, выкрикивая: «Ах ты сволота!.. Гад!..» – и каждое произнесение «гада» сопровождая тупым стуком немецкого затылка о деревянный подоконник.
– Тютин!.. – крикнул взводный, хватая бойца за плечо.
Тот, умолкнув, в остервенении продолжал извлекать стук немецкой головой из подоконника.
Аникин резко толкнул Тютина в грудь так, что тот отлетел в угол площадки. Он, рыча, перевел налитые ненавистью глаза на Аникина. Гримаса озверелости исказила его небритую физиономию, от чего она, и без того неприятная, сделалась пугающе страшной. Казалось, он сейчас вцепится старшему лейтенанту в горло.
– Тютин… – деловито-спокойным тоном произнес взводный, приблизив лицо близко-близко к прищуренным, почерневшим от злобы глазкам.
Рука Аникина ухватила расстегнутый воротник тютинской телогрейки и резко сжалась в стальную жменю с такой силой, что горло Тютина оказалось туго перехваченным удавкой воротника гимнастерки.
– Остынь, Тютин… – еще размеренней и тише, с ледяной угрозой в голосе проговорил Аникин прямо в злые прищуры.
Изогнувшийся черной змейкой всполох ненависти затянуло куда-то в самую глубину черных зрачков.
– Товарищ Аникин… – проговорил Тютин, как будто только сейчас, избавившись от наваждения, признал своего командира. – Поймали вот сволоту…
– Я вижу, что поймали… – зло произнес Аникин.
Наклонившись к немцу, он протянул руку, чтобы взять его за подмышку и попытаться поднять. Но немец тут же всплеснул разбитыми руками и отшатнулся, начав трястись, издавать звуки, в которых Андрей не сразу распознал всхлипывающий плач.
– Их бин цивилен… Их бин цивилен…[3]– заскулил сквозь всхлипывания немец.
Андрей повернулся к Латаному.
– Что вы тут устроили? – сурово спросил он.
XXIII
Командир отделения задрал на затылок наехавшую на лоб каску и кивнул в сторону пленного.
– На чердаке его, гада, выловили… Похоже, корректировщик, товарищ командир… – оправдывающимся голосом пробурчал Латаный. – Все кричал, что он их бин цивилен, оглоблю ему в дышло. Пиджак на себе тянул и все тыкал нам пиджаком своим в лицо. Видать, доказывал, что гражданский. А потом, когда с чердака его потащили, баба его на нас накинулась…
– Баба? Какая еще баба?.. – вскричал Аникин.
– По всему – жинка этого… – пожав плечами, сказал Латаный. – Из хаты своей как выскочит. Тютину рожу всю расцарапала. Вы не серчайте на него, товарищ командир. Ему досталось. Когда в квартиру их затащили, гад этот изловчился… когда в прихожую его завели, на вешалке пистолет схватил и в рожу Тютину выстрелил. Тот еле голову успел в сторону подать, да только ухо ему опалило здорово. И еще не слышит на левую сторону, говорит, ничего… Скрутили сволоту эту.
