волосы как копна сена, от голоса кони пугаются. «Что, – говорит – вам, киргизцы, нужно? Свиданку с царём? Это я мигом! Выкладывайте миллион рублей – только и делов». Опечалились казахи. Где ж собрать столько денег. «Да как вы посмели, орда немытая, ко мне без миллиона пожаловать», – разъярился Распекеу и выгнал взашей ходоков. Совсем пали духом казахи. Но свет не без добрых людей. Привели добрые люди казахов к Болшайбеку. Был в России такой праведный аксакал, всю жизнь за народ вступался. А ещё был у него родной брат, Меншайбек. Доносил он царю на Болшайбека, бегал ночами по Петербургу и подслушивал, что народ про царя говорит. Наверное, потому и не вырос. Принял Болшайбек казахов как гостей, всё выслушал. «Да, – говорит, – беды ваши большие, но и русских царь сильно обижает. Только стар я стал. Пошлю я на битву сына моего, батыра Ленина». Надел тут Ленин кольчугу и шлем со звездой. Взял в руки волшебный меч. И пошли они ко дворцу, а за ними весь народ, что на заводах работал. Выскочила им навстречу стража. Вынул Ленин волшебный меч – стража со страху убежала. А Ленин стал стены крушить. Под его мечём любая стена, как гнилое дерево, разлеталась. Рухнули стены и вошёл Ленин во дворец. Смотрит – из-под трона выглядывают три головы: огромная – Распекеу, средняя – царя, и маленькая, как у курёнка – Меншайбека. Увидела эта нечисть Ленина, да как завоет, как завизжит! «Как смел ты договор нарушать», – говорит Ленина и показывает царю собачью шкуру. Царь в лице переменился – он-то думал, что договор давно мыши сожрали, так ему Меншайбек наврал. «За издевательство над народом приговариваю тебя к смерти», – сказал Ленин. Посадил он Распекеу в мешок и кинул в реку. Царю голову отрубил. Меншайбека, чтоб не врал, приказал гнать камнями. А когда вышел из дворца, стал снимать кольчугу, тут его ранили царские слуги отравленной стрелой. Как тут народ разозлился! Стали хватать царских слуг и убивать. А те помощи просят у соседних царей, себя «белыми» в память царя называют. Пошла тут война по всей России. Победил народ. Но после победы умер Ленин от той отравленной стрелы. Положили его в хрустальный гроб, чтоб все видели какой он был человек, как нелегко победа досталась. К счастью, у Болшайбека второй сын был, по имени Сталин. Он добил ханов и баев. Хорошо зажил народ. Да только не до конца, видно, перебили тогда нечисть. Вон её сколько наплодилось. Нет ли у Болшайбека третьего сына?
Владимир Бонч-Бруевич
Общество чистых тарелок
Все расселись вокруг стола на террасе. За столом было трое детей: две девочки и мальчик. Они подвязали салфетки и тихо сидели, ожидая, когда им подадут суп. Владимир Ильич посматривал на них и тихонько разговаривал. Вот подали суп. Дети ели плохо, почти весь суп остался в тарелках. Владимир Ильич посмотрел неодобрительно, но ничего не сказал. Подали второе. Та же история – опять многое осталось на тарелках.
– А вы состоите членами общества чистых тарелок? – громко спросил Владимир Ильич, обращаясь к девочке Наде, сидевшей рядом с ним.
– Нет, – тихонько ответила она и растерянно посмотрела на других детей.
– А ты?.. А ты? – обратился он к мальчику и девочке.
– Нет, мы не состоим! – ответили дети.
– Как же это вы? Почему так запоздали?
– Мы не знали… мы ничего не знали об этом обществе! – торопясь, говорили дети.
– Напрасно… Это очень жаль! Оно давно уже существует.
– А мы не знали! – разочарованно сказала Надя.
– Впрочем, вы не годитесь для этого общества… Вас всё равно не примут, – серьёзно сказал Владимир Ильич.
– Почему?.. Почему не примут? – наперебой спрашивали дети.
– Как «почему»? А какие у вас тарелки? Посмотрите! Как же вас могут принять, когда вы на тарелках всё оставляете!
– Мы сейчас доедим!
И дети стали доедать всё, что у них осталось на тарелках.
– Ну разве, что вы исправитесь, тогда попробовать можно… Там и значки выдают тем, у кого тарелки всегда чистые, – продолжал Владимир Ильич.
– И значки!.. А какие значки? – расспрашивали дети.
– А как же поступить туда?
– Надо подать заявление.
– А кому?
– Мне.
Дети попросили разрешения встать из-за стола и побежали писать заявление.
Через некоторое время они вернулись на террасу и торжественно вручили бумагу Владимиру Ильичу.
Владимир Ильич прочёл, поправил три ошибки и надписал в углу: «Надо принять».
Нисон Ходза
Подарки для Кати
Они вышли из магазина детских игрушек. Ольга Ивановна держала в руках большую длинную коробку, перевязанную розовой лентой, у Ленина под мышкой была зажата квадратная коробка, перевязанная тонким цветным шпагатом. Ленин спросил:
– В Мюнхене вы впервые?
– Впервые, Владимир Ильич. Стыдно сказать, вчера заблудилась.
– Надо иметь план города. Обязательно. План избавляет вас от необходимости обращаться к прохожим.
– Теперь уже не стоит: завтра уезжаю. Пройдёт три дня – и я в Питере!
Ленин вздохнул:
– Завидую вам, товарищ Ольга. Но ничего не поделаешь. Издавать революционную газету в России пока что невозможно – накроет полиция. Приходится действовать на чужбине. Но имейте в виду, немецкая полиция тоже следит за русскими революционерами.
– Об этом мне говорили.
– Значит, вы уезжаете завтра вечером? Времени осталось в обрез. Приходите к нам сегодня не позже шести: надо успеть всё упаковать и заклеить. Аккуратнейшим образом! Надежда Константиновна поможет. У неё такие вещи получаются удивительно ловко…
– Приду ровно в шесть…
– Ещё раз напоминаю: если в Питере у студента в руках будет зелёный платок, значит поблизости шпик. Тогда студент к вам не подойдёт. Запомнили?
– Да…
– Итак, Зигфридштрассе, четырнадцать, ровно в шесть. А теперь – разойдёмся. Не надо, чтобы нас видели вместе…
Петербургский шпик по кличке Граф с утра топтался на перроне Николаевского вокзала. Задание было нехитрое: обнаружить среди пассажиров женщину с родинкой под правой бровью, одетую в серый каракулевый жакет и такую же серую каракулевую шапочку. Накануне начальник охранки снабдил Графа фотографией женщины, и шпик был уверен, что найдёт её в любой толпе.
Граф не ошибся, он узнал её, хотя лицо женщины скрывала густая вуаль. Мюнхенский агент русской охранки сообщил точные приметы не только Ольги Ивановны, но и её чемодана: «…жёлтый, кожа местами потёрта, перетянут двумя тёмно-коричневыми ремнями, ручка чёрной плетёной кожи». И прежде чем увидеть женщину, шпик заметил носильщика с её чемоданом. Должно быть, чемодан был нетяжёл: носильщик шёл легко и быстро, женщина едва поспевала за ним. Граф не спускал с неё глаз и не видел, как стоящий под фонарём студент вертел в руках зелёный платок.
Близ вокзала гуськом стояли извозчики. Носильщик остановился у лихача, ловко откинул меховую полость и поставил чемодан в санки.
– На Выборгскую сторону, – сказала Ольга Ивановна.
Извозчик чмокнул, тихо присвистнул, и поджарый серый в яблоках иноходец с места взял рысью.
Несколько минут назад, подъезжая к Питеру, Ольга Ивановна думала только о скорой встрече с маленькой Катюшей. Ей казалось, что поезд идёт ужасно медленно, что она приедет не вечером, как сказано в расписании, а ночью и Катюша уже будет спать.
Но сейчас, когда до дому оставалось десять-пятнадцать минут езды на извозчике, она думала совсем о другом: за кем следит шпик? За ней или за студентом? Если за ней, то он едет сейчас следом. Значит, надо ожидать визита полиции… Неужели найдут?.. Вспомнился недавний разговор с Владимиром Ильичем:
– Охранка знает, что газета «Искра» выходит не в России. Вы должны быть готовы к тому, что на границе ваш багаж тщательно проверят. Но не будем преувеличивать ум и хитрость полиции. Подумаем, как её перехитрить…
– Я достала чемодан с двойным дном, – сказала Ольга Ивановна, ожидая похвалы за это. Но Владимир Ильич только покачал головой:
– Известный полиции трюк. С этим можно влипнуть. У вас, кажется, есть дочь?
– Есть, а что?
– Сколько ей лет?
– В день моего возвращения Катюше исполнится пять. Привезу ей куклу. Я видела здесь в магазинах – хорошие недорогие куклы…
– Знаете что, давайте купим ей ещё кубики.
Хотите, я
