была, очень болит (и некоторые ожоги меня тоже немного беспокоят, в первую очередь те, что на запястье: они трутся об стол, когда я пишу). Так что, может, я тихо скончаюсь от заражения крови, избежав казни посредством керосина.
Эффективного способа убить себя при помощи портновской булавки не существует (ведь гангрену эффективным способом не назовешь). Я долго ломала голову, пытаясь его изобрести, потому что булавки у них валяются где попало, но все зря. Тут ничего дельного не придумаешь. Хотя булавкой можно открывать замки. Когда нас обучали, я очень любила уроки, где показывали методы взлома. А вот не увенчавшаяся успехом попытка применить их на практике мне не слишком понравилась: замки-то я открываю хорошо, но выбираться из зданий не очень умею. Наши тюремные камеры – это всего лишь номера отеля, зато охраняют нас не хуже, чем членов королевской семьи. К тому же есть еще собаки. После истории с булавками мои тюремщики постарались, чтобы я не могла ходить, если мне все-таки удастся выбраться в город. Не знаете, где учат, как лишить человека возможности передвигаться, не ломая ему ноги? Может, в какой-то специальной нацистской школе нанесения телесных повреждений? Как и прочие мои травмы, эти зажили, через неделю только синяки остались, и теперь меня постоянно обыскивали, чтобы убедиться, что я не припрятала ничего металлического. Вчера я попалась на попытке засунуть в волосы сломанное перо авторучки (конкретных планов на него у меня не было, просто на всякий случай: никогда не знаешь, когда что пригодится).
Ой, я часто забываю, что пишу не для себя, а вымарывать все это уже слишком поздно. Гнусная Энгель вечно выхватывает у меня записи и поднимает тревогу, если видит, как я стараюсь что-нибудь зачеркнуть. Вчера я попыталась вырвать и съесть страницу, но Энгель успела раньше. (Это было, когда я бездумно упомянула техническую базу в Суинли. Борьба с этой дамочкой даже как-то бодрит. На ее стороне преимущество свободы, но я куда более изобретательна. К тому же готова пускать в ход зубы, а она таким брезгует.)
Так на чем я остановилась? Гауптштурмфюрер фон Линден забрал все, что я вчера написала. Поэтому, если я тут повторяюсь, ты сам в этом виноват, холодный бездушный немецкий выродок.
Мисс Э. мне напомнила: «И тут завыла сирена». Умная девушка, такая внимательная.
Теперь она забирает у меня каждый лист и читает написанное, стоит мне только закончить. С рецептами получилось весело. Интересно, у нее будут проблемы, если я упомяну, что она сама сожгла несколько листов, чтобы от них избавиться? Будешь знать, как со мной ссориться, дежурная охранница Энгель.
Я уже и так, сама того не ведая, устроила ей неприятности, когда написала о ее сигаретах. Когда Энгель на дежурстве, курение под запретом. Похоже, Адольф Гитлер объявил табаку вендетту, находя его гадким и отвратительным, и потому военным полицаям с приспешниками нельзя дымить на работе. Но вряд ли условие так уж строго соблюдается, если не считать тех учреждений, которыми руководит столь одержимый солдафон, как Амадей фон Линден. На самом деле, стыд ему за это и позор, ведь горящая сигарета – очень полезный инструмент, если твоя работа заключается в том, чтобы добывать информацию из агентов вражеской разведки.
Пока преступления Энгель настолько незначительные, от нее не избавятся, ведь ее трудно заменить, поскольку она обладает целым комплексом талантов (в этом мы с ней немного похожи). Но ее проступки постоянно попадают в категорию «неподчинение приказам начальства».
Зенитчица
Завыла сирена воздушной тревоги. Головы всех присутствующих задрались в изнеможении и смятении к непрочному потолку столовой, словно сквозь него можно было увидеть небо. Потом люди повскакивали с позаимствованных в церкви складных деревянных стульев, чтобы выйти на новую битву.
Мэдди лицом к новой подруге стояла возле стола, который они только что покинули, а вокруг суетились люди. Казалось, она находится в глазу тропической бури. В месте затишья посреди бушующей стихии.
– Бежим! – закричала Королевна, точь-в-точь как Красная Королева из «Алисы в Зазеркалье», схватила Мэдди за руку и потащила наружу. – Тебе скоро на дежурство заступать, у тебя остался, – она взглянула на часики на запястье, – примерно час. Можно немного вздремнуть в убежище, перед тем как идти в диспетчерскую. Какая жалость, что ты не захватила свой зонтик! Давай быстрее, я с тобой.
Летчики уже мчались к своим «спитфайрам», и Мэдди старалась заставить себя думать исключительно над практической задачей: как лучше всего взлететь с частично восстановленного летного поля. Сложнее всего будет выруливать, потому что высоко задранный нос маленьких истребителей не дает возможность видеть выбоины в земле. Мэдди очень старалась не возвращаться мыслями к тому, как всего через час ей придется под огнем бежать через поле к диспетчерской.
Но она это сделала. Потому что так надо. Просто невероятно, сколько можно сделать, зная, что это ваша обязанность. Чуть меньше чем через час, выйдя с запасом, чтобы успеть, несмотря на бомбы, две девушки уже снова были за пределами убежища, посреди лунной поверхности, в которую превратилась теперь база Королевских ВВС Мейдсенд.
Королевна задала темп, и подруги пустились рысцой, согнувшись в три погибели, прижимаясь к стенам зданий и петляя на открытых местах. Им доводилось слышать, как низко летящие самолеты люфтваффе расстреливают людей на земле из пулеметов просто ради жестокой забавы, а сейчас над аэродромом гудели, как осы, два или три немецких истребителя со сверкающими на солнце крыльями, дырявя окна и оставшиеся на летном поле воздушные суда.
– Сюда! Сюда! – отчаянно закричал кто-то. – Эй, вы обе, помогите!
Первые несколько секунд Мэдди, упрямо сражавшаяся в своем личном аду с рациональными и иррациональными страхами, даже не заметила, что Королевна сменила направление и теперь они бегут на крики о помощи. Мэдди пришла в себя только через минуту и поняла, что подруга тащит ее к ближайшей зенитной установке.
Вернее, к тому, что от нее осталось. Окружавший орудие защитный барьер из бетона и мешков с песком разметало по округе. Двое зенитчиков, которые доблестно пытались сохранить от повреждений летное поле, чтобы «спитфайрам» было куда сесть после окончания боя, погибли. Один из них выглядел даже моложе Мэдди. Третий стрелок до сих пор держался на ногах, но выглядел как мясник без фартука, по самую шею покрытый кровавыми пятнами. Он еле повернулся и пробормотал:
– Спасибо, что пришли. Я всё, – после чего сполз на развороченный лафет и опустил веки. Мэдди скорчилась рядом с ним и прикрыла голову руками, слушая, с каким жутким звуком булькает при
