Потертый пролетарий клюет носом и спит. Из кармана куртки у него видна рукоять нагана. Махно, сидящий рядом, косит глазом и тихо вытаскивает наган. Сидящий напротив интеллигент расширяет глаза. Махно смотрит в эти глаза с ясной улыбкой, и интеллигент поспешно отворачивается. Наган опускается в карман Махно. Сидящий рядом Аршинов-Марин покачивает головой.
— Душно здесь, — Махно встает. — Пойду ближе к воздуху покурю.
4
Поезд подходит к станции, солдаты с винтовками спрыгивают с крыш и бегут к будке начальника:
— Паровоз заправляй, контра!
Начальник в красной фуражке молитвенно складывает руки:
— Господа, нет у меня угля, честью клянусь, нету же!
Щелкает затвор, стукает выстрел, сползает тело по запачканной стенке.
— Айда по складам шарить! Сами найдем!
Оправляются возле путей. Набирают у водокачки воду в котелки.
Ломают забор, крыльцо, отрывают ставни, швыряют все в паровозный тендер:
— Ничо! Спалишь! Хватит до следующей! Ехай давай!
И долго еще сбегаются из-за углов, цепляясь за медленно уходящий поезд.
5
Солдаты в бежевой нерусской форме ловко выпрыгивают из эшелона и тройками расходятся по станции (уже другой). Выставляют посты у водокачки, колонки, обоих входов в депо, у вокзала и даже туалета.
Начальник станции под их конвоем рысит в депо, покрикивая:
— Срочно паровоз! Без очереди!
— Это почему еще им без очереди?! — вопит собравшаяся толпа — станция забита застрявшими поездами.
Пулеметная очередь над головами выбивает штукатурку из вокзальной стены. Тихо.
— Потому что нам надо, — с равнодушной беспощадностью разъясняет голос, раздражая акцентом.
— Чехи, — говорит Аршинов-Марин.
— Откуда в Сибири чехи? — удивляется Махно.
— Через Владивосток — во Францию воевать.
— И шо им за буржуев воевать? Сидели бы дома…
6
Кончилась Сибирь с ее тайгой, Россия пошла — кривоватая, сероватая, грязноватая.
Прут навстречу эшелоны, а в эшелонах тех — дезертиры гроздьями. Ссыпаются наземь по станциям и полустанкам, и полыхают страстями деревни.
— Дай-ка, — Махно берет у вертлявого уголовника артиллерийский бинокль. — Где украл?
— Меняю на самогон!
А в бинокль видно, как в неблизкой проплывающей деревне разъяренные крестьяне с вилами врываются в помещичью усадьбу. Пропорот барин, рассыпается утварь, коней выводят со двора, бабы тащат узлы, веселое пламя ударяет над крышей, а у забора насилуют, задрав пышные юбки.
— Лютует народ.
— Справедливость устанавливает. Хватит терпеть.
Глава шестая
Петроград в 17-ом году
1
— А в марте как единоначалие отменили в армии, братва в Кронштадте все офицерьё переколола!
— И што, не сопротивлялись, что ли?
— Какое там! Ну, хлопнет какой из револьвера, так ему тут же штык в брюхо.
— А больше всё или объяснять что-то хотели — или прятались, как тараканы.
— Хватит, покрасовались в кают-компаниях, покомандовали!
2
— Товарищи солдаты свободной России! Солдатский комитет нашего полка постановляет: ввиду возможных потерь — командованию отказать в отправке нас на фронт.
— А-а-а-а-а-а-а!!!
— Нам с нашими братьями, обманутыми немецкими рабочими и крестьянами, делить нечего! Штык в землю! И после — можно в брюхо своим буржуям!
