домик, о котором он грезил последние дни… Недели… Месяцы? Он и сам уже не знал, время здесь шло по-другому, но с другой стороны, не имело значения, потому что он уже на месте, он там, где и должен быть.
Пока Виктор не стал подходить к дому. Он только видел окна, мерцающий свет внутри и что-то ещё: там, за стеклом. Он доберётся до этого, но сейчас… Сейчас он принялся идти по периметру поляны, потому что то, что ему нужно было, находилось с противоположной стороны. Шаг, второй, третий, и вот он уже видит ту самую дверь. Толстые доски плотно прижаты друг к другу. Держится она на двух больших ржавых петлях. Огромный замок, на который запирали дверь, сейчас отсутствовал. Виктор знал об этом, так же, как знал, что внутри кто-то есть. Кто-то, кто ответит на все его вопросы, просто обязан ответить, иначе всё было бы бессмысленно.
Он протянул руку вперёд и вновь почувствовал, что ноги подкосились. Сейчас, когда он так близок к желаемому, им начало овладевать беспокойство. Так странно и необъяснимо вдруг потянуло обратно. В сознании неожиданно поселилось сомнение, впервые с тех пор, как он эту дверь обнаружил. До этого Виктор ни разу не усомнился, но теперь… Он хотел спросить, что ему скажет голос, но голос молчал, голос, по-видимому, покинул его.
Виктор перестал думать и гадать. Он смело схватился за ручку двери, и пальцы ощутили прохладную влагу дерева. Открыв её, мужчина почувствовал слабый запах дыма, распространяющегося от печи, в которой только начинал разгораться огонь. Он её не видел, взгляд был устремлён вниз, на свои ноги. На толстом тряпичном коврике стояли две пары обуви: большие кирзовые сапоги, поношенные и грязные, но вполне ещё приличные, и маленькие детские сапожки тёмно-зелёного цвета.
Перед ним предстали небольшие сени. В сумраке он не разглядел подробностей, которые могли бы что-то рассказать о хозяине дома, да и не они были его целью. Дальше будет ещё одна дверь, та, что ведёт в сам дом, к играющему свету свечей. Он прошёл вперёд, и она действительно возникла слева от него. Открыть дверь не составляло никакого труда. В этом и была, наверное, проблема.
Теперь, стоя перед дверью, ведущей не в сени, а непосредственно в сам дом, Виктор осознал, что не хочет больше заходить в него. Он уже ничего не хочет знать о том, что там, по ту сторону двери. Но так же ясно он понимал, что назад пути у него всё равно нет.
Виктор потянул за ручку, и дверь бесшумно открылась. Опустив голову, мужчина, стараясь не поднимать шума, перешагнул порог. Остановившись, он медленно, просматривая каждый метр деревянных, покрашенных старой коричневой краской полов, поднял взгляд. В одно мгновение всё встало на свои места, и от этого стало невероятно больно, ужасно больно. То, что было впереди, не шло ни в какое сравнение с какими бы то ни было снами и видениями прежде. То, что предстало перед ним, было РЕАЛЬНОСТЬЮ.
И эта реальность была ужасна, хотя моторист ещё не до конца понимал, почему именно.
Осмотревшись, Виктор разглядел, чем была обставлена единственная в доме комната. Слева от двери, в проёме которой он сейчас стоял, находилась небольшая металлическая кровать. Выглядела она старой, но крепкой. Застелена была тёмно-синим шерстяным одеялом с тремя чёрными полосами в ногах.
Напротив, с правой стороны стояла типичная деревенская печь, выкрашенная в белый цвет. Устроена она была так, что при желании можно было спать прямо на ней, как делали в старые времена. Далее, за печью виднелся край обеденного стола, и хотя он мог пройти к нему и рассмотреть повнимательнее – это было совсем не обязательно.
Стоя возле двери, Виктор словно почувствовал, как от печи шёл жар, хотя он знал, что огонь в ней ещё не разгорелся во всю мощь. Может, вовсе и не тепло печи охватило всё его существо, может, это было пламя приближающегося кошмара.
Впереди, в углу, прямо у противоположной стены стоял небольшой деревянный столик. На нём одиноко горела свеча, излучая неяркий свет. Свет, но не тепло. Эта свеча могла излучать только леденящий душу холод, мерзость и отвращение. И всё это было потому, что огонёк пробудил в нём что-то жуткое, что-то, что он когда-то предпочёл забыть навсегда.
На столе лежала какая-то детская книга с яркими картинками, которые рассматривал маленький мальчик. На вид ему было пять или шесть лет, не больше. Он был худой и бледный, на голове были густые чёрные волосы. На парнишке были надеты синие спортивные штаны с красной полоской посередине. Ни кофты, ни майки на нём не было. Худенькие ручки время от времени перелистывали плотные страницы книги.
Виктор знал этого мальчика, знал, но не мог вспомнить. Разгадка была совсем близко, но дотянуться до глубин памяти никак не удавалось. Глядя на мальчика, Виктор понимал, что ребёнок не видит его и не слышит. И даже если он попытается привлечь его внимание, всё равно ничего не получится.
Тихо, словно где-то далеко-далеко, он услышал собственный голос. В голове крутилась детская считалочка, которая почему-то ассоциировалась именно с этим столом, книгой и свечкой. Вероятно, раньше Виктор слышал её где-то, но забыл где и когда.
Раз – мы сидим с тобой на крыше.
Два – мы сидим, и нас не слышат.
Три – мы сидим, и нас не видят.
Четыре – и никто нас не обидит.
Пять – водить я буду опять.
– Шесть… – хотел сказать Виктор, но вместо него продолжил его старый приятель, неожиданно появившийся голос, который молчал с тех самых пор, как мужчина вошёл в лес:
Шесть – мы вдвоём, и к нам не лезь.
Семь – будем мы с тобой играть.
Восемь – и тебя я раздевать.
Из-за печи появился странный человек. Виктору он показался смутно знакомым. На первый взгляд, мужчине было около сорока лет. Лицо было покрыто короткой рыжеватой бородой, такими же были и волосы на голове. Сложения он был крепкого, хотя и немного полноват. В лице он разглядел что-то странное, но вид его был безобидным. Одет рыжеволосый был довольно просто. На ногах натянуты военные штаны советских времён, а на теле простенький зелёный свитер.
Виктор не сразу разглядел, но позже увидел, что его губы открываются в такт стишку:
Девять – ты со мной лишь улыбайся.
Десять – помогай мне, раздевайся.
И вновь душу пронзили колкие воспоминания. Почему внутри так пусто, так
