подкатить? Ну отсосёт разок, никто же не узнает! Тут деревня. Я не выдам, ты меня тоже, зато профит! А? Как я придумал?
Калякин поднял на его довольную рожу глаза:
— Ты ебанулся, Паш?
— Да какая разница, кто у тебя в рот возьмёт?
— Ага, думай… С пидором свяжешься, сам пидором станешь, — осадил Кирилл. Разбалтывая в банке остатки пива, вспомнил, с каким достоинством и презрением Рахманов назвал быдлом и заявил, что не будет трахать.
Именно так: не будет трахать.
Вслед за воспоминанием появилась другая мысль: значит, пидорок может оказаться «верхним»? А что, он красивый, неплохо сложен. Только затюканный не в меру, разве верхние не альфа-самцы? Впрочем, Кирилл этого не знал, о гомосексуалистах он раньше не задумывался. Ну, то, что мусора, гаишники все пидоры, это все знают, и это для красного словца, а не настоящая их ориентация. Что пидоры — это фу и их гасить всех надо — это тоже каждый нормальный пацан в курсе. Но в повседневной жизни он никогда с гомосеками не сталкивался. Реальность оказалась не совсем похожей на стереотипы и личные представления. А Машнов пусть идёт на хуй со своей клёвой придумкой.
Пашка это понял и не лез, отмахивался от приставучих оводов. Он уже высосал вторую банку и облизывался на третью.
— Ты обещал мне свою отдать, — напомнил, когда терпеть присутствие полной банки пива стало невмоготу.
— Бери, — разрешил Кирилл, смял и запулил пустую тару в реку. Течение радостно приняло её и понесло в неведомые дали.
Они позагорали ещё, пока Пашка не прикончил последнее пиво, затем поплавали и стали собираться домой. Выжали, не стесняясь друг друга, трусы, обсохли. Солнце клонилось к вечеру, мошкара опустилась к земле, жалила и мельтешила перед глазами. Рахманов к этому времени погрузил траву в люльку мотоцикла и уехал. Они тоже направились в деревню. Пьяный Пашка гнал, не замечая кочек, «Тойота» летела в клубе дорожной пыли, музыка в салоне орала на всю катушку. Настроение у Кирилла улучшилось.
12
К вечеру погода испоганилась. Поднялся ветер, небо затянули серые тучи, правда, плывшие высоко, но Пашка опасался, что ночью пойдёт дождь и квохтал над увядшими, слегка подсушенными стеблями, которые они нарвали утром. Кириллу пришлось помогать переносить их в сарай под крышу. Ещё Кирилл видел, как его новый приятель снова отвёз тачку дров в дом банкирши. Лариска к тому времени вернулась с работы, и не отпускала альфонса подозрительно долго.
При думах о сексе, который только что получил его должник, у Калякина встал. Тонкая шкурка едва не лопалась от распирающей член крови. Не помогало даже курение.
Хотя, возможно, Рахманов зарабатывал взыскиваемые с него три тысячи. Или просто просил их.
По-любому, трахаться хотелось так, что хоть на стену лезь. Хоть пеки американский яблочный пирог и тыкай в него. У Пашки как-то всё либидо сублимировалось в жажду окучивать коноплю, он не страдал от пудовых яиц.
Выбросив окурок в росшие во дворе одичавшие лилии, Калякин пошёл искать друга.
— Паш! Ты где? Паш!
Машнов обнаружился на огороде. Топчась по грядкам со щавелем, он рвал вишни со старого приземистого дерева и тут же съедал. Его подбородок, пальцы были малиновыми от сока, на футболке тоже розовели пятна. На колченогом стуле рядом стояла литровая эмалированная кружка из бабкиных запасов, и, что не съедал, Пашка ссыпал туда.
— Компот хочу замутить. В чулане сахара пол-мешка нашёл. Слипшегося, но это фигня, ножом отколю.
Кулинарные подробности Кирилла не интересовали.
— Пойдёшь со мной? — спросил он, усаживаясь на перевёрнутое железное ведро, валявшееся тут с незапамятных времён, погнутое и проржавевшее. Ведро под его весом накренилось и на пару сантиметров вошло в землю.
— Куда?
— К пидору.
Пашка, жуя, засмеялся. Кивнул на выпирающий из трико стояк:
— Всё-таки решился, да? Компания нужна? Понимаю!
— Иди на хуй, я за деньгами тебя зову, — Кирилл залез ладонью в штаны, попробовал разместить толстую колбаску, чтобы не выделялась. Ему почти удалось, да и напряжение спадало.
— Да нет у него денег, сколько раз повторять?
— А вдруг? Он сейчас к банкирше поебаться ходил, вдруг у неё взял?
Машнов перестал рвать вишни, скорчил недовольную рожу.
— Вот сдался он тебе! Нам сейчас идти сам знаешь за чем.
— Ещё почти час, успею. Прикольнусь хотя бы.
— Давай-давай, топай, — смилостивился Пашка. — А я пока компот варить буду. Зови, если что.
Он подмигнул и принялся за вишни, а Кирилл направился в знакомый дом на другой стороне улицы.
На Островок опускались серые унылые сумерки. В деревне как всегда стояла тишина. Вороны вдалеке каркали, ласточки, проносясь над головой, стрекотали, чья-то собачара хрипло лаяла.
Ближе к дому Рахмановых Кирилл услышал ещё несколько повторяющихся звуков, но идентифицировать их смог, только когда нагло открыл калитку. Егор колол дрова — вот что это были за звуки. На большой чурбан ставил чурбаны поменьше и мощным ударом топора разбивал их на части. Оставшиеся кругляши, в основном берёзовые, штук десять-пятнадцать были свалены по его правую руку прямо посередине двора, поленья горкой окружали чурбак-подставку.
Увидев незваного гостя, Рахманов остановился, не всадив топор в очередную чурку, просто опустил. Его волосы были собраны в хвост, лишь несколько прядей выбивались и обрамляли худое серьёзное лицо. По дешёвой застиранной футболке бордового цвета сверху вниз тянулась влажная полоса. Глаза… блять, в них так хотелось смотреть!.. выдавали испуг. Он как обычно сжался, молчал, лишь настороженный взгляд следил за передвижениями горожанина.
— Ну привет тебе снова, — Кирилл по-хозяйски прошёлся по двору, поддел ногой несколько крайних поленьев, рассыпав часть пирамиды, и уселся на сиденье «ижака», как на лавочку, сложил руки на груди — холодало.
Егор повернулся в его сторону и не проронил ни слова. Так и не набрался смелости выгнать вторженца. А всё потому что без яиц — пидоры, они хуже баб.
Загремела металлическая цепь: из конуры между сарайками вылезла собака и пару раз тявкнула. Некрупная лохматая дворняжка, рыжая с белым воротником. Так, у них есть ещё шавка. Где она пряталась вчера? Спала? Глупая псина.
Собака не собиралась брехать на чужого человека, и Кирилл забыл про неё.
— Где мои деньги? — спросил он.
— Твои деньги у тебя, — на этот раз ответил Рахманов, опять абсолютно ровным тоном, как на переговорах с психопатом.
— Значит отказываешься мне платить за изгаженные твоей коровенцией штаны?
— Они в порядке, — Егор кивнул на ноги Калякина. На них действительно были те самые брюки, Кирилл оттёр навозные пятна с них найденной в доме бабкиной щёткой, замочил, постирал, высушил и набрызгал одеколоном, чтобы наверняка перебить запах. Впрочем, запах исчез уже
