Книга Шрамы - Вера Холлинс

Я присвистнула от удивления.

— Это просто потрясающе! И то, как ты это делаешь, кажется таким простым.

Его щеки залились румянцем, а глаза опустились.

— Да, но мне пришлось приложить немало усилий, чтобы научиться этому. Я по-прежнему многого не умею, но, по крайней мере, теперь я не полностью завишу от других. — Его голос звучал ровно, но в нём можно было уловить лёгкую нотку обиды.

— Ты чувствуешь какую-нибудь боль?

— Я ощущаю её в голове, шее, плечах и некоторых частях рук.

— Не в ногах? — Он покачал головой. — Значит, если ты ударишься о ногу… — Я улыбнулась. — Должно быть, это так здорово, не чувствовать боли. У меня ужасно болят колени и пальцы ног, когда я на что-то натыкаюсь. Я бы с радостью избавилась от этого чувства навсегда.

Он тяжело вздохнул.

— Ой прости, это действительно большой недостаток.

Он кивнул, и его лицо оставалось непроницаемым, скрывая истинные мысли.

— Итак, что ты хочешь делать? — Спросила я. — Чем ты обычно занимаешься?

Он на мгновение задумался, и я уловила проблеск улыбки на его лице.

— Посмотрим фильм?

— Это замечательная идея, генерал! — Воскликнула я. — Хочешь, я принесу нам что-нибудь выпить и перекусить?

Он с радостью закивал.

— Конечно. В верхнем кухонном шкафчике ты найдешь банку «Принглс».

Я встала.

— Мавар рассказала мне о твоей диете. Картофельные чипсы тебе действительно можно? — Спросила я.

Он улыбнулся.

— Да. Я не часто ем их, так что все в порядке.

— Тогда ладно! — Произнесла я, отдавая ему честь, а затем, голосом Терминатора, добавила: — Я вернусь.

С этими словами я поспешила на кухню. Однако, вопреки моим ожиданиям, шкафчик не был пуст. Он был доверху заполнен едой и напитками, и я с облегчением выдохнула, осознав, что они, по крайней мере, могут позволить себе хорошее питание. Взяв напитки и «Принглс», я вернулась в его комнату.

Поскольку мы оба были любителями фильмов ужасов, выбор пал на «Кольцо» и это не заняло много времени. Я смотрела этот фильм уже как минимум три раза, поэтому больше внимания уделяла Элаю, чем самому фильму. Время от времени он поворачивался в своем инвалидном кресле и потягивался, снимая напряжение, как он объяснил, чтобы избежать пролежней из-за постоянного сидения.

Я восхищалась его стремлением максимально использовать свои возможности и быть независимым. Он доказывал, что инвалидность не означает беспомощность, но я не была уверена, что думать о его эмоциональном состоянии. Я хотела рассмешить его. Я мечтала увидеть, как сияют его глаза. Я стремилась сделать его счастливым, улыбка за улыбкой. И вот, наконец, я решила действовать.

Я скорчила ему рожицу, и он нахмурился:

— Что ты делаешь?

— Я пытаюсь развеселить тебя, потому что ты слишком серьезен и напоминаешь мне Гринча. Если ты будешь продолжать в том же духе, то очень скоро украдешь Рождество!

Я высунула язык и закатила глаза к затылку.

— Да ладно тебе. Ты же знаешь, что хочешь посмеяться. — Я скорчила еще более смешную гримасу, и его губы дрогнули. — Да ладно! Никто не умер! Кроме моей задницы, когда у меня диарея. Поверь мне, моя задница умирает тысячью смертей каждый раз, когда у меня случаются эти мерзкие водопады.

Он коротко фыркнул от смеха, не в силах его сдержать. Его смешки переросли в искренний хохот, и я уставилась на него, как завороженная, застыв в этом странном положении на корточках.

Нет. Нет, Барби не был милым. Элай был милым. Когда Барби смеялся, он выглядел как придушенный цыпленок…

— Какого черта ты здесь делаешь? — Прогремел голос с порога, и волосы у меня на затылке встали дыбом. Я выпрямилась и обернулась. На пороге стоял Барби, одной рукой держась за дверной косяк, и меня охватил страх. Его глаза были самыми темными из всех, что я когда-либо видела, а на лице застыла тень безграничной ненависти. Он излучал опасность и ярость, которые могли поглотить меня заживо, но я не из тех, кто позволяет страху или кому-то подавлять мою волю.

Я выпятила подбородок и уперла руки в бока.

— На что это похоже? Собираюсь извлечь его органы для продажи на черном рынке. — Выглядя готовым к любому способу, чтобы вышвырнуть меня, он бросился на меня, но Элай остановил свое инвалидное кресло рядом со мной.

— Мейс, что ты делаешь? — Спросил он, и смех мгновенно стих.

Я бросила на Барби испепеляющий взгляд, разъярённая тем, что он разрушил тот маленький прогресс, которого мы достигли с Элаем.

— Что она здесь делает? — Спросил Барби, обращаясь к Эли, но его взгляд был прикован ко мне.

— Она из "Студенческого кодекса".

Барби, взглянув на него, и спросил:

— Это та самая девушка? — Элай утвердительно кивнул.

Барби, проведя рукой по волосам, издал невесёлый смешок.

— Я в это не верю, — произнёс он, глядя на меня. — Ты пришла сюда нарочно.

Я закатила глаза.

— Да! Конечно, я пришла сюда намеренно. Ты что, думал, я случайно оказалась здесь, без всякой причины?

Он сделал ещё один угрожающий шаг в мою сторону, его взгляд пылал от ярости.

— Не связывайся со мной. Ты пришла сюда, чтобы причинить мне боль, используя моего брата, но ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что я позволю тебе это сделать. Мой брат под запретом, поняла? А теперь убирайся из моего дома.

— Эй, эй, эй, притормози. Что это за глупости, придурок? Ты слишком высокого мнения о себе. Вот тебе срочная новость — мир не вращается вокруг тебя.

Глаза Барби превратились в ледышки, и он сделал ещё шаг ко мне, но Элай встал между нами.

— Мейс, почему ты так себя ведёшь? — Он посмотрел на каждого из нас, его взгляд был смущён и не уверен. — Вы двое знаете друг друга?

— Знаешь, мы терпеть не можем друг друга, — сказал Барби, раздувая ноздри. — Я должен был догадаться, что ты и сюда доберешься. Куда бы я ни повернулся, ты везде. Неужели тебе нечем заняться в своей жалкой жизни, кроме как стоять у меня на пути?

Вот же тупой, раздражающий ублюдок. Как же я его ненавижу!

— Как я уже сказала, ты слишком высокого мнения о себе. Я даже не знала, что у тебя есть брат! И если хочешь знать, то мне наплевать на тебя.

Он перегнулся через Элая и посмотрел мне в лицо, указывая на дверь.

— Убирайся. Вон. Из. Моего. Дома.

Я выпятила