появившуюся гордыню, конфликт удалось бы исчерпать на месте. Выпили бы по рюмочке, обсудили разногласия. Кажется, в какой-то момент и сам Евгений засомневался, что говорит правильные вещи, вот в ту бы минуту и сказать что-то значимое, важное, переломить ход, а самое главное изменить исход беседы. Валера умел договариваться, учителя и одноклассники называли его миротворцем, в старших классах он нередко возвращал согласие и лад повздорившим парочкам. И с тестем бы общий язык нашли. Что-то, видно, у того в душе творится новое, ему самому непонятное. Вот и попались зять с дочерью под горячую руку. А что такого-то? Пусть бы даже правила поведения в доме какие-нибудь повесил, не жалко. Соблюсти их не сложно! Что там батя придумать мог бы: не шуметь, много не пить, сараев лишних не строить? В квартире с тремя женщинами и похлеще правила бывали. Сёстры и мать, когда не в духе, правила поверх правил могли насочинять, тут не только за черевичками, какие сама царица носит, убежишь по их поручению, а себя им заживо скормишь, лишь бы угомонились поскорее.
Валера знал даже расписание менструальных циклов матери и обеих сестёр, всегда, придя домой, первым делом пытался понять, не поругался ли кто-нибудь из них с ухажёрами, проявлял чудеса дипломатии, чтобы утраченные связи наладить как можно быстрее, выполнял нехитрые поручения вроде «сбегай за бутылочкой сухонького» или «чего уж там, неси беленькую». И Валера мчался, лишь бы в семье воцарились тишина и согласие. Правда, иногда случался перебор по части алкоголя, и тогда Валеру ждала трёхголосная опера с нескончаемым количеством актов, но всего с одной арией под названием «Все мужики козлы».
Отца у Валеры не было, поэтому его искренне огорчала размолвка с тестем. Надо отношения возобновить, потому как у безотцовщины в каком-то возрасте непременно должен появиться наставник-мужчина, который объяснит некоторые прописные истины, женщинам априори недоступные и непонятные. Но ясное же дело, что не все мужики на самом деле козлы. А вот когда и почему они окозляются и как этого окозления не допустить – знает только старший помощник одного с тобой пола (для каждого пола доводы свои). Валера даже подумывал: а не женился ли он так рано именно ради тестя? Дядю Женю он знал ещё со школы. Отличный мужик. Нет, бриться, конечно, учить Валеру не надо, о сексе и методах контрацепции разговаривать – тоже, а вот простой какой-то житейской мудрости у Аршинова почерпнуть можно было.
«Вот и начерпались полной ложкой», – уныло думал Валера.
Образ мудрого советника складывался годами, ещё со школьных времён, и потому никак не хотел рассыпаться на части после одной необъяснимой выходки. Валера пытался обсудить отцовы странности со Светой, но та лишь картинно прикладывала руки к вискам, падала в театральные обмороки и причитала:
– За что он так с нами?
– Ну давай позвоним и уточним? Может, остыл уже батя!
– Он бросил нас, предал. Ноги нашей больше в Заберезье не будет.
Валера кивал. Стоит ли жалеть о том, чего никогда не было? Рос без отца и дальше проживёт, не велика беда.
Со Светкой всё противоречиво и непонятно: с одной стороны, Валере льстило, что она не простила бате «прихлебателя», оказалась резкой, неприступной, готовой ради мужа лишиться отца. Но за это она теперь, похоже, хочет получать какую-то ежедневную неземную благодарность, которую Валера в себе изыскивать бесконечно не сможет. Было и ещё одно странное ощущение насчёт Светкиных истерик, которое молодой парень тоже не до конца осознавал. Ему их было… мало, истерик этих. Он привык, так сказать, быть слугой нескольких господ: матери и двух сестёр. Возвращаться жить к ним, а тем более вести туда Свету не хотелось, поэтому подсознание услужливо подкинуло ему простейший выход из положения: нужна ещё одна девушка, которая будет так же, как Света, трепать нервы. Тогда баланс восстановится. Тем более что и Светка всякий раз рекомендует ему завести любовницу. Наверное, наличие тёщи как-нибудь компенсировало бы недостаток пикантности в семейной жизни – надо полагать, у такой истеричной, взбалмошной доченьки и маменька была – ого-го!
Но тёщи не было, так что – смотри выше: нужна любовница…
– Прости, Валерочка, я у тебя такая неумелая… Бросал бы ты меня.
Тесть на свадьбе, помнится, извинялся за Светку: мол, прости, зятёк, воспитал белоручку. Избаловал её чрезмерно.
Галя тогда Евгения пожурила:
– Не дело это, дядь Жень, за родню извиняться. Ты растил дочь, а Валера пускай воспитывает жену. Это разные мужские задачи.
Причитаний этих Светиных Галя, само собой, не одобряла. Как-то раз услышала «старую песню для нового слушателя», дождалась, пока Валера уйдёт смотреть телевизор, и налетела на сестру:
– Ты что, с ума сошла? Думаешь, из Валерки второй дядя Женя получится? Будет тебе всё спускать, прощать? Любовницу заведи, ишь! Даже шутить так не вздумай!
О том, что Валера, возможно, уже погуливает или вот-вот начнёт, Галя задумывалась, и не раз. Но для Светы своих мыслей не озвучивала: прямых доказательств у неё не было, собирать их она не намеревалась, а ссорить мужа с женой пустыми подозрениями – дело неблаговидное.
Мало-помалу Валера всё меньше утешал Свету, не пытался больше опровергнуть нескончаемый самооговор, а всё чаще кивал и соглашался, поэтому, когда любовница в его жизни появилась – и не одна, – угрызения совести не мучили его ни секунды. Он даже так и говорил своим случайным пассиям:
– Жена в курсе, она разрешает и одобряет.
И любовницы попадались что надо, с претензиями, не хуже матери и сестёр брали его в оборот. Конечно, Валера понимал: вернись он домой, расскажи родным, как и что в его жизни творится, – мать и сёстры тут же причислят его к «мужикам-козлам». Ну а как не окозлиться, когда жена неумеха и в постели бревно бревном? Про то, что Света ради него с отцом отношения порвала, он уже и забыл.
Валере в двадцать лет, разумеется, не могло быть ясно: совсем даже не ради мужа порвала Света с отцом, а ради себя – любимой и несчастной. Чтобы найти повод для причитаний. История с матерью давно уже стала преданьем старины глубокой, Валера по этому поводу Свету в школе уже «отжалел». Вот она и смекнула, что ссора с отцом даст ей повод для слёз и страданий, а любящий муж будет освобождать её от всей домашней работы, потому что Светочке надо как следует погоревать, побыть наедине со своей трагедией и уединению не должны мешать шум воды и вид немытой посуды, нестираное или неглаженое бельё. Горе должно быть всепоглощающим, а муж – всепрощающим! Но Свете тоже было едва
