Тентаклик хисоби чувалиб битган,Маймунлик килмокда бутун донолар![78]
Николай Кириллович узнает слова. Бежак улыбается в бокал, Ринат хлопает. Масхара кладет дойру на пол, отодвигает, вытирает платком пот.
Проходит час.
Николай Кириллович осваивается, привыкает к сумраку, к дребезжанию Бежака, к рысьему взгляду Садыка. Шторы раздергиваются, на улице еще светло. Люся курсирует по комнате, возжигая свечи.
Разговоры вертятся вокруг музыки, Люся обмахивает Рудольфа Карловича журналом «Огонек».
– От журнала «Огонек» дул прохладный ветерок, – щурится Бежак, откинув голову и оголив в улыбке вставную челюсть.
На столе стоит серебряная посудина, полная красным вином, плавают розовые лепестки. У края посудины покачивается ковшик, все понемногу подливают себе, кроме Рудольфа Карловича, за ним ухаживает хозяйка. Не пьет один Масхара, постукивает по дойре. Люся предлагает поставить музыку, гости смотрят пластинки. Головы всех украшены венками из пижмы и еще какой-то горной флоры – Люся недавно была в горах.
Николай Кириллович поднимается и ходит вдоль стен, африканские маски, две-три чеканки, останавливается возле картин. Что-то среднее между Пикассо и восточной миниатюрой.
– Альфред Эмиров, – слышится голос Рината.
Эмиров… Второй муж Жанны, вспоминает Николай Кириллович.
– А где он сейчас? – поворачивается к Ринату.
– Уехал… как и все.
Николай Кириллович рассматривает картины. Изгибающиеся, как в огне, виды Дуркента. Мавзолей Малик-хана. Обнаженная… Николай Кириллович вздрагивает, приподнимает очки. Жанна. Жанна, хотя лицо вроде не ее.
Он выходит на лоджию, ставит бокал на подоконник.
– Как идут репетиции? – чиркает за спиной спичкой Садык.
– Никак. Пол-оркестра в отпуске.
– А зачем вы их отпустили?
– Я не отпускал.
– Хотите, поговорю с вашим директором?
– Спасибо. – Николай Кириллович мотает головой.
– Как хотите. Я бы разок переспал с ним, у вас бы все гладко пошло.
– Переспать… с директором?
– Ради искусства. – Садык пожимает плечами. – И всего один раз. Для них этого достаточно, потом они уже нормальные…
– Кто «они»?
– Начальники. Чиновники разные. Не пробовали?
Николай Кириллович снова мотает головой, венок сваливается с нее на подоконник.
– А как еще с ними по-другому? – Садык задумчиво глядит в окно. – Когда они тебе говорят «нет», а тебе нужно «да»? И если в кабинете при этом, кроме вас двоих, никого нет?
– Прямо в кабинете?
– А где еще? Главное, брать их сразу…
– И мужчин и женщин? – Николай Кириллович пытается представить.
– Все – живые люди… У них же вся система их так построена, все друг друга имеют. Только без удовольствия. Даже без эрекции.
Из комнаты доносится взрыв хохота. Стучит дойра, видна танцующая Люсина спина, руки.
– Я так все свои спектакли пробивал, – курит Садык. – И друзьям по театру пару раз помог.
– Но ведь можно и…
– По морде получают только дилетанты. Нужно знать приемы, технику… Но главное – любовь.
– Любовь?
– Любовь. – Садык облокачивается о подоконник. – Любовь к искусству, к сцене. Искусство требует жертв.
– И таких – тоже?
– Таких – в первую очередь. А с молоденькой актрисой переспать – тоже мне! – фыркнул. – Это, батенька, каждая бездарь может… Хотя с актерами тоже иногда приходится. Но это – сильнодействующее… С ними надо нежно. Они же как дети.
