как не мы, встанет и вступится за честь остальных перед черными лютыми зверями?! Они продолжат забирать наших детей, а потом возвращать их для похорон, защищая только свои черные интересы! Наше дело сторона, ты не должен был потерять дочь! Но виноват в ее смерти именно ты!
— Я не устану повторять, пока вы меня еще слышите, — голос Киринна был сильным, но громоздким, как его доспехи. — Нельзя искать повод для битвы внутри Дома! Как вы не понимаете! Цвет шкуры, цвет волос, крошечные различия в повадках не делают нас вовсе разными! Черных много, это так, но кроме белых есть еще бурые волки! Кроме бурых есть степные, на границе со Степью! Есть красные и серые! И все они, все мы — волки!
Зал зашумел недружелюбно, Мидир поежился, поражаясь, как Киринну хватает духу ругаться сразу со всеми. А начальник стражи продолжал.
— Я не хочу гибели своим собратьям, но наш мир — жестокое место, где может пострадать всякий, где самая нелепая случайность способна обернуться трагедией. В том патруле погибла не только моя дочь, множество семей скорбит по своим чадам, а вы опять ищете повод отколоться от черных волков и собственного Дома! Проявите уважение к чужой потере, не обрекайте себя и свои семьи на беспощадную, бессмысленную войну.
— Обрекать? Сам мир толкает нас к этому! Ты видишь короля Джаретта чаще нас, ты знаешь, как он «любит» быть милосердным, — заговорил волк, сидящий прямо над Мидиром. — Его глаза черны, как его душа, среди его щенков затесался разрушитель мира, чернота застилает все, живущее под сводами Черного замка, и это следует прекратить, если мы хотим спасти собственный мир!
— Мир? Или белые камни и белые одежды? — Киринна непросто было вывести из себя, но Мидир видел, что его белый волк к тому близок. — В черных волках ровно столько зла, сколько в белых, как можно вам оставаться настолько слепыми? Терпение у Джаретта короткое, если мы возжаждем войны, нас просто сомнут, вы этого хотите, вы этого добиваетесь?
— Ты просто трус! Не смеешь стребовать виру за свою дочь у короля-убийцы! Лизоблюд и служака, прихвостень черных! Игрушка в руках Джаретта, тренировочный манекен без воли и чести! Твоя вира могла дать нам настоящий повод для обсуждения прав и свобод белых волков, а ты опять не делаешь ничего!
Слова больно ударили по ушам, резанули где-то внутри груди, Мидир не смог сдержаться, покинул свою тень и выскочил в центр, спиной к начальнику стражи:
— Да как вы смеете обвинять Кир-р-ринна?! Как вам не стыдно?!
Волки переглянулись, зашуршали шелестящими голосами, приподнялись с мест, стража дружно шагнула вперед.
— Киринн, что здесь делает этот черный волчонок? Это закрытое дело нашего дома! — лица говорящего Мидир не видел, отчего махом стало страшно.
— Убейте его, и дело с концом, — лениво отозвался кто-то другой.
— Только троньте его, и прежде Джаретта до вас доберусь я, — голос Киринна вдруг стал очень тихим и гулким, а за ним стихли и остальные.
В тишине отчетливо прогремели тяжелые шаги, и Мидира подхватили на руки. Несмотря на то, что семь лет — уже почтенный возраст для королевского волчонка, Мидир сопротивляться не стал. Прижался сам, поплотнее, не смотря на взрослого из здоровых опасений получить осуждающий взгляд.
— Убивать детей дело последнее! — вроде Киринн говорил спокойно, однако стены чуть было не дрогнули. — И волчат любого цвета никто не тронет, пока я жив. Никто никого не убьет. Я выслушаю все, что вы еще хотите сказать мне. Но мы уйдем вместе!
Мидир, прижатый к плечу Киринна, еле смог отвести взгляд от Олли. Второй принц крутил в голове обрывки услышанного, где причудливым образом сочетались слова «королевский долг», Джаретт — без приставки король или Великолепный, долг Киринна как белого волка… И то, что король, кажется, мог спуститься в мир теней за душой Олли даже после смерти!
Это понимание еще сильнее обожгло душу принца. Кажется, король, да — потому что волки-стражи дают ему присягу, они в чем-то ближе, чем родня. И пусть Мидир не будет королем, но если станет — то обязательно будет, каждый раз будет пробовать вернуть ушедшую раньше времени душу!
Тут он понял, что опять думает не о том. Нужно помочь Киринну, а то его свои растерзают!
Сидеть спокойно расхотелось, Мидир заерзал, опять возвращаясь мыслями к разговору и опять не находя в нем ничего утешительного.
— Лучше не мешай, мой принц, мой волчонок, — тихо прошептал Киринн, словно бы поняв мысли Мидира.
— Пр-р-рости, — пробормотал Мидир, прося прощения не у матери первый раз в жизни.
Если это нужно для Киринна, можно и посидеть, прижавшись к латам белого волка, не слишком похожего на свой клан.
Воздух продолжал звенеть от множества голосов, обвинявших Киринна, звучавших все громче и требовательнее.
— Я не буду требовать долг за смерть дочери, — повторял Киринн опять и опять.
Белые волки угрожали и уговаривали, как будто им действительно нужен был какой-то благородный повод пойти против волков черных. Наконец упавшая за очередными словами Киринна тишина показалась Мидиру колкой, ледяной и еще более угрожающей.
— Джаретт не должен… — начал кто-то, но начальник замковой стражи перебил говорящего, чего на памяти Мидира не случалось ни разу.
— Я не буду обсуждать, что должен или не должен делать наш король. Вы, кажется, забыли в силу своей молодости, что именно Джаретт смог сковать Словом наш мир, остановить взбунтовавшиеся от наших распрей Светлые земли. Вы, кажется, забыли все, что давали присягу — ему, Джаретту Великолепному, нашему королю.
— Но войны не перестали… — вклинился все тот же голос.
— Войны никогда не перестанут, покуда в этом мире остается хоть кто-то живой. Зато их стало гораздо меньше, чем раньше.
— Он убил Касса!
— В честном поединке, — парировал Киринн. — Касс сам вызвал его, усомнившись в праве на трон. Это было его право, как и право Джаретта — убить на дуэли.
«К фомор-р-рам эти дуэр-р-ри», — в который раз подумал Мидир, не припоминая никакого-такого Касса. Может, идея запретить их хотя бы в Черном замке не так уж плоха?
— Джаретт мог спасти Олли! — обвиняюще указала почему-то на Киринна чья-то рука. Женская рука, как смог увидеть Мидир. К руке прилагалось лицо, красивое, тонкое, искаженное сильными чувствами и отталкивающее сейчас настолько, что Мидир предпочел отвернуться.
— Мог. Если бы оказался в нужное время в нужном месте. Джаретт прибыл тогда, когда нить ее жизни уже остыла. Может, напомнить вам, что по остывшей нити в наш мир может заглянуть сам мир теней и утянуть за собой все
