о том, чтобы бороться за него. Это не просто один процент, их меньше, и это закрытое общество.
Мой взгляд мгновенно устремляется к Адди.
— Джакс входит в это общество?
Скорее всего, она не знает. Но Адди качает головой, уверенная в своем ответе.
— Нет. Джакс всего добился сам. Отец Деклана, как и его дед, принадлежали к высшему обществу. Аристократы. Привилегированные, — отвечает Адди.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, не зная, действительно ли хочу узнать, но все же спрашиваю:
— Если Деклан выиграл и стал единственным наследником отца, что стало с остальными?
— Его отец не дал им умереть, если ты об этом. Но они никогда не получили его фамилию и ни цента из его денег. Некоторые пытались отомстить, вымогали деньги, а кто-то даже шел против самого Деклана, но он… разобрался с ними.
— Он убил их? — слабо спрашиваю я.
— Нет. Он их купил.
Адди замолкает, и единственный звук в комнате — это машины, шлепающие по мокрой улице за окном. Я не знаю, это все, что она знает, или все, что она готова сказать, но мне достаточно на сегодня. Грудь болит, и на мгновение меня охватывает чувство нежности.
— А что стало с дочерьми? — спрашиваю я, пытаясь отвлечь себя от боли, которую пробила в груди трагическая история прошлого Деклана. — Или у этого гребаного ублюдка были только мальчики?
— Девочки не участвовали в этой игре за власть, — говорит Адди. — Они никогда не получили фамилию отца, но он обеспечивал их финансово.
— Есть ли тут вино? — спрашивает Сиренна, уже направляясь к холодильнику. Ее не волнует, что сейчас только полдень дождливого воскресенья.
— Они знали, кто их отец? — спрашиваю я, наблюдая, как Сиренна заходит в маленькую кухню и открывает холодильник.
— Судя по всему, отец Деклана был полным монстром только для своих сыновей. Девочек он выдавал замуж за богатых мужчин и давал им щедрое приданое, так сказать. Хотя дочерей у него было немного. Из двенадцати детей десять были мальчиками.
Десять. У Деклана девять братьев, и он победил их всех, став единственным наследником.
Стоп.
Деклан.
— Он был десятым сыном?
Адди кивает.
— Судя по всему, да.
И для своего отца он был просто числом.
Мой телефон пикает, оповещая о новом сообщении. Сердце подпрыгивает от надежды, что это Деклан, но разочарование захлестывает, когда я вижу, что это не он. Я издаю раздраженный стон и бросаю телефон обратно на диван. Вот уж чего мне не хватало — очередного приступа вины от моего бывшего.
— Опять Никко? — спрашивает Адди, бросив взгляд на мой телефон, пока я сижу у кофейного столика, поджав ноги.
— Да, опять он, — бормочу я. Каждый раз, как вижу его имя на экране, говорить становится тяжело.
— Почему ты до сих пор не заблокировала этого ублюдка? — звучит голос Сиренны, за которым следует хлопок пробки от бутылки вина с кухонного острова. — Черт знает, он этого заслуживает после того, как с тобой обошелся в последний раз в пентхаусе Адди.
Воспоминания о том дне нахлынули на меня. Я пришла к Адди, когда она позвала меня с его телефона, отчаянно нуждаясь в подруге после того, как Джакс раскрыл ее секрет, а именно то, что она работала танцовщицей в клетке в клубе Снейка. Он фактически обозвал нас обеих шлюхами. И не только из-за того, что мы зарабатывали этим на жизнь, но еще и потому, что, по его словам, я использовала его для секса, а потом выбросила.
В ту ночь я дала ему отпор, но после того как весь этот бардак со Снейком и подпольными боями Джакса закончился, я попыталась извиниться.
Он неправильно понял мое приглашение встретиться на обед. Решил, что я хочу его вернуть. Когда я дала понять, что это не так, что между нами было что-то хорошее, но все уже кончено, он снова взорвался. Это было тяжко.
Глава службы безопасности Джакса Вона был сдержанным и надежным снаружи, но в личной жизни — неловким ботаником. Почти инцел.
Немного поехавший, как раз в меру того, как мне нравилось. Мы познакомились, когда он пришел к нашей двери, в эту самую квартиру, чтобы забрать Адди на ее первый роскошный шопинг по приказу Джакса.
Я разорвала отношения, потому что хотела снова сосредоточиться на сексе, но он все время добивался чего-то другого. Чего-то странного. Это была даже не эмоциональная связь.
В ту ночь, когда я побежала к его машине, притворяясь, что попала в беду, чтобы дать Адди прикрытие и возможность ускользнуть для ее последнего выступления в клубе Снейка, которое должно было освободить ее, он почувствовал себя преданным.
И он стал еще хуже. Начал швырять мне в лицо все, что на самом деле обо мне думает, и с каждым разом мое отвращение к нему только росло. Он все еще зол из-за того, что случилось, но отпускать меня не собирается. Последнее время он звонит, как сумасшедший, и в последние несколько дней это только усилилось.
Наверное, дело во мне. Притягиваю неадекватных. Иногда я думаю, не такая ли я чокнутая, что даже не удивительно после того, что случилось с Декланом семь лет назад. Если быть честной, подглядывать за парнем в душе и делать его голые снимки, чтобы потом мастурбировать на них, — это ведь тоже не самое здоровое поведение, верно?
— Может, ты ему все-таки ответишь? — предлагает Сиренна, элегантно держа бокал за ножку. — Он не отстанет, пока ты не поговоришь с ним.
Эта женщина обладает таким изяществом, что ее сложно представить в роли «алкоголички». Ее строгая, утонченная манера держаться сбивает с толку даже меня. К тому же, в ней есть какая-то уверенность, которая может заткнуть любого.
— На самом деле, все становится только хуже, — шепчу я, бросая взгляд на непрочитанное уведомление на телефоне. Я не из трусливых, но каждый раз, когда он пишет, у меня все сжимается внутри. Потому что я точно знаю: там будет злость и оскорбления.
— Я знаю, что ты не хочешь больше иметь с ним ничего общего, и он этого заслуживает, — вставляет Адди, наклоняясь вперед, опираясь локтями на скрещенные колени, с кружкой, уютно устроившейся в ее руках. — Но он не отстанет, Миа. Либо ты его мягко отшиваешь, либо жестко отталкиваешь.
Я не говорю ей этого достаточно часто, но Аддалия Росс для меня всегда была лучше, чем любой психолог, со своими деликатными жестами и мягким голосом. Возможно, я — динамичная часть нашей дружбы, но она — ее нежная душа. Я качаю головой.
— Я не в
