поле, и мигом высмотрел в толпе отца.
Вынужден признать, не заметить его было сложно. Отца, без преувеличения, знала каждая собака, все здоровались с ним наперебой, жали руку.
— Ну и как это понимать? — Папаша толкнул дверцу и вышел на поле.
— Ты о чем? — равнодушно спросил я.
— Мяч был у тебя, — прорычал отец, подступая все ближе. — На хрена ты передал пас этому придурку, а не забил гребаный гол?
— Я забил трижды, — парировал я, не в силах скрыть раздражение и обиду. — И принес в копилку двенадцать очков. По-моему, достаточно.
— Достаточно? — Отец уставился на меня как на психа. — Достаточно?
— Вполне, — огрызнулся я. — Ты же видел матч! Да Тайг и его друзья-шестилетки порвали бы наших противников в клочья.
— Слушай сюда, малец! — рявкнул отец, стиснув мясистой лапой мое предплечье. — В спорте нет места благородству. Играть надо до победного. — Его пальцы впились мне в кожу. — Надо стирать ноги в кровь. Бегать, пока не сдохнешь. В соплях, слюнях, но забивать, — процедил он, сощурившись. — И уж точно не распускать нюни.
Я стиснул зубы.
— Этот мяч ничего не решал. Игра все равно заканчивалась.
— Она заканчивается только со свистком. Мотай на ус, малец, если хочешь сделать карьеру в спорте. Поверь профессионалу.
— Я не ты.
— И никогда не станешь, если не научишься играть жестко.
— Значит, не судьба.
— Где твой бойцовский дух, парень?
Приберегаю до очередной драки с тобой.
Отец убрал клешню с моего плеча и, окинув меня критическим взглядом, разочарованно покачал головой:
— Задохлик.
— Я самый высокий в команде, — выпалил я и моментально пожалел, что снова повелся на его дешевую провокацию. — Чего тебе еще от меня надо?
— Ты себя в зеркале видел, дрищ? Я в твоем возрасте был вдвое крупнее. Начинай качаться, малец. Даже у твоей сестры мышцы рельефнее.
Прелестно.
— Твой брат был на стоун тяжелее тебя, когда играл в U16.
Кто бы сомневался.
— В свое время он не вылезал из тренажерки.
В бешенстве я расправил плечи и, стиснув кулаки, ждал, пока иссякнет нескончаемый поток оскорблений.
— Даррена, в отличие от тебя, ветром не сносило.
Само собой.
— У тебя есть рост, скорость, но ты слишком тощий.
Убавив звук отцовского голоса до минимума, я сосредоточился на том, что происходило вокруг.
Прямо за спиной у отца, на лужайке, разворачивалась настоящая драма.
Моллой увлеченно беседовала о чем-то с Райсом.
И радостной она не выглядела.
Скорее подавленной.
То ли не замечая настроения подружки, то ли прикидываясь, Райс обвел рукой склон и кивнул на тачку, куда уже набились его кореша. Помотав башкой, он вытянул губы трубочкой, но вместо поцелуя получил отпор и свирепый взгляд. Райс обескураженно пожал плечами и, пробормотав что-то, посеменил к тачке. Влез на заднее сиденье и был таков.
Скрестив руки на груди, Моллой с негодованием смотрела вслед удалявшейся машине. Я сокрушенно покачал головой. Райс — законченный козел, с ним все ясно. Неясно только, почему Моллой тусуется с ним уже полгода. Относился он к ней откровенно паршиво, да еще путался с кем попало у нее за спиной. Из проверенных источников я знал, что за лето Райс гульнул минимум дважды. Подж лично видел, как этот недоделанный Ромео сосался с малолеткой из приходской школы.
Если Моллой об этом не догадывается, значит она дура, каких поискать.
А если догадывается и закрывает глаза, значит нашла себя на помойке.
— Ты слушаешь, малец? — рявкнул папаша, переключив мое внимание с блондинки на себя.
— Конечно, — соврал я и нехотя поднял взгляд.
Я ненавидел смотреть на отца. Ненавидел его глаза — пустые, мертвые, без тени эмоций, они оживали только при виде страданий кого-то из домашних.
— Собери свое барахло, — велел отец. — Примешь душ дома. Договорим в машине.
Там ты и сорвешь на мне злость без свидетелей?
Хрена лысого.
Ехать с отцом в одной машине, когда он в таком настроении, — все равно что попасться на удочку маньяку, который заманивает детишек конфетами. Папашины беседы всегда заканчивались одинаково — моим избиением до полусмерти. А я не жертвенный баран, чтобы добровольно подставляться.
Пусть валит один.
У меня в роду самоубийц не было.
— Не могу, — соврал я и, осторожно обогнув отца, шагнул к дверце. — Мне еще надо заскочить на работу.
— Зачем? — оживился папаша. — У тебя сегодня получка? Не вопрос, могу подбросить.
Кто бы сомневался.
— Нет, просто забыл в гараже рюкзак. Хочу забрать.
— За рюкзаком сам докандыбаешь! — рявкнул отец. — Я тебе не извозчик!
Не удостоив его ответом, я поспешил в раздевалку, подальше от его кулаков.
— Эй, скотина! — окликнула попавшаяся мне на пути Моллой.
Судя по «скотине», прощать за «дешевку» меня не собирались.
Я нарочно выбрал слово пообиднее, чтобы отпугнуть ее, возвести между нами непреодолимый барьер.
Только зря старался.
Вместо того чтобы избегать меня, как поступила бы любая адекватная девчонка, Моллой утроила натиск — подкалывала, донимала.
— Привет, Моллой, — сухо кивнул я.
— Отличная игра.
— Отличные ножки.
— Не желаешь побыть джентльменом и проводить отличные ножки домой?
Вопрос застал меня уже на пороге раздевалки.
— С какой радости? — нахмурился я. — Он что, не вернется?
Пунцовая от стыда, Моллой помотала головой.
Я почувствовал, как во мне закипает злость:
— Получается, он тебя кинул?
Кивок.
— Вот мудила.
Снова смущенный кивок.
— А где отец?
— Они с мамой ушли в гости. — Моллой помахала сотовым. — А телефон вырубили.
— Да уж, — сердито фыркнул я. — Моллой, тебе не надоело тусить с этим оленем?
— Так ты проводишь меня или нет?
Нет.
Нет.
Ни в коем разе.
Это не твоя забота, приятель.
Топай домой.
На языке вертелся решительный отказ, однако вслух вырвалось совсем другое:
— Подожди минут десять. Мне надо в душ и переодеться.
Идиот, какого хрена ты творишь!
В ее глазах вспыхнуло облегчение.
— Спасибо, Джоуи.
— Хм... — буркнул я и, просочившись в раздевалку, рванул прямиком в душ.
Кушай, не обляпайся.
Кавалер поневоле 10 октября 2000 года Ифа
Устроившись на каменной ограде спорткомплекса ГАА, я ждала своего несговорчивого кавалера и параллельно набирала гневные эсэмэски кинувшему
