был оттуда переведен в Ленинград. Мать, в прошлом преподавательница музыки, выйдя замуж, перестала работать, по, как она сама сказала классному руководителю дочери, «не переставала служить искусству». В чем состояла эта служба, понять было трудно. Мальчик был принят в шестой класс, девочка — в пятый. В справках у них значились вполне удовлетворившие школу оценки. Казалось, что особых хлопот с этими детьми не должно быть. Может быть, только несколько чересчур горячо мать расхваливала свою Ларису.
— Дочь у нас очень одаренная, — говорила она. — Это топкая натура… Вы в этом скоро сами убедитесь.
Мальчик стоял здесь же, рядом с сестрой. Он стоял спокойно, и всё лее в нем чувствовалась неприятная напряжённость, непонятный отпор. В отличие от него Лариса вся светилась благожелательностью, смотрела в глаза директору школы с такой готовностью, будто только и ждала, чтобы ей что-нибудь приказали.
Мать говорила:
— Девочка у нас тоже увлекается искусством, особенно музыкой. Она очень похожа на меня. Такой и я была в детстве. Мы с отцом очень надеемся, что в школе обратят внимание на эти ее интересы. Опа будет очень полезна, если у вас устраивают, как мы, надеемся, концерты художественной самодеятельности. В той школе, где она училась до нашего переезда в Ленинград, она выделялась…
Лариса, чистенькая, в аккуратном, хорошо отглаженном платье, с нимбом золотистых волос, и впрямь была похожа на юную дебютантку, готовую принять заслуженные восторги публики. Геннадий переминался с ноги на ногу, выражая нетерпение, — скорее бы это кончилось. Его лицо становилось всё более угрюмым и даже злым.
— Что бы вы хотели сказать нам о мальчике? — спросил директор.
— В школе, где он раньше учился, на него не жаловались, — сухо ответила мать.
Геннадия отвели в шестой класс, девочку — в пятый. По заведенному обычаю, в классе у них спросили, как их зовут.
— Геннадий Вечер, — ответил мальчик.
— Лариса Вечер, — сказала девочка.
Так началась жизнь этих двух детей в школе, привлекая к себе внимание не только очень холодными, даже неприязненными отношениями между братом и сестрой, но еще больше — подчеркнуто небрежным отношением родителей к Геннадию и горячим их интересом к Ларисе.
Семейные отношения не всегда до конца раскрываются перед учителем. С этими отношениями можно и следует знакомиться в интересах учеников, но в них нельзя вторгаться. Родители могут и не закрывать своих дверей, когда к ним приходит классный руководитель. Им достаточно замкнуться самим. Их внешняя вежливость, даже учтивость, в таких случаях ничего не меняет. Внутренняя жизнь семьи остается скрытой от учителя.
Учителя очень скоро убедились, что мальчик талантлив и несчастен. Он, правда, ни к кому не обращался за помощью, никогда не жаловался. Иногда он был даже как-то вызывающе зол, груб. Но он любил и умел учиться и работать. Некрасивый, но ловкий и сильный, он равно любил и сложные математические задачи, особенно если они другим давались с трудом, и работу в столярной и слесарной мастерских. Товарищи к нему относились хорошо, хотя по школьному обыкновению и придумали для него «дразнилку»: «Вечер, Вечер, чертом мечен». Что-то всё-таки они верно схватили: парень был мрачноват.
Геннадий не обижался. Весь какой-то напряженный, ершистый со взрослыми, он с товарищами был покладист, хотя иногда и схватывался с ними в мальчишеской драке, отвечая тычком на тычок, ударом на удар. Через несколько минут, еще возбужденный после схватки, он помогал своему обидчику решить трудную задачу или показывал, как надо правильно держать рубанок.
Очень скоро учителям стало ясно, что в семье Вечеров одному ребенку доставалась вся любовь, а другому — только упреки, строгость.
Родители и не скрывали своего разного отношения к детям.
— Злой и грубый, — сказал о Геннадии отец в беседе с классным руководителем Ниной Ивановной. — Нескладный…
— Почему же нескладный? — возразила Нина Ивановна. — Я вот этого не нахожу…
Отец только рукой махнул:
— Поговорите о нем с матерью. Она его лучше знает. Воспитание — ее дело. Признаться, я редко бываю дома. Но я и сам вижу, что Лариса — другая. Вся — нежность! А в кого он уродился таким — понять не могу…
Мать при разговоре с учительницей сразу же начинала жаловаться:
— Вы, конечно, о Геннадии… Нагрубил кому-нибудь? Я ничему не удивлюсь. Он и с нами груб. Посмотрите на Ларису и на него: что между ними общего? Откуда он взялся такой в нашей семье? Некрасивый, угловатый, тащит в дом всякий хлам — железо, молотки, напильники!.. Не дом, а слесарная мастерская. Девочка играет — она у нас музыкальная, — а он в это время начинает на кухне стучать молотком или скрежещет напильником. Я всегда мечтала, что мои дети будут любить искусство, будут музыкальными. Я их сама учила музыке. К Ларисе привилось, а к нему нет… Ему, видите ли, напильники дороже всего. Музыка и напильник!..
Девочка действительно принимала участие в художественной самодеятельности. Хотя, по общему мнению учителей, ее игре не хватало выразительности, но она, несомненно, старалась.
Добрая Надежда Павловна, классный руководитель пятого класса, радовалась, что Лариса Вечер не доставляет ей особых хлопот, — нормально учится и хорошо ведет себя. Правда, Лариса не любит заниматься в мастерской, пренебрегает уроками физкультуры, но ведь она — девочка. К тому же такая славная! Ее золотистые волосы всегда аккуратно, даже кокетливо, завязаны черной ленточкой. Она всегда является в школу в выглаженном коричневом платьице с белоснежным воротничком. На нее приятно смотреть.
Классный руководитель шестого класса Нина Ивановна не говорила, что с Геннадием она чувствует себя спокойно. Но с ним было интересно. Он задавал вопросы. Он хотел знать. А на уроках математики, физики, труда он был первым, лучшим учеником.
— Талантливый мальчик, — говорила она в учительской. — И всё же какой-то озлобленный… Озлобленные дети часто несчастные дети…
— Но ведь у него чудная семья, — возражала Надежда Павловна. — Более чем благополучная семья. Посмотрите на девочку. Прелесть!
— Как мало мы об этом знаем, — вздыхала в ответ Нина Ивановна.
Не было ничего необычного в том, что Нина Ивановна, проверяя личные дела своих учеников, вдруг обнаружила, что Геннадию именно в этот день исполнилось тринадцать лет. Ее урок был последним. Перед самым звонком с урока она поздравила Геннадия и сказала ему несколько теплых слов. И вдруг жесткий, ершистый Геннадий Вечер, самый сильный в шестом классе, разревелся как маленький. Он опустил голову на руки, затем рывком поднялся и бросился к двери.
Нина Ивановна его задержала, а остальных учеников отпустила. Школьники вышли молча, тихо, с той взволнованной деликатностью, которая в подобных случаях так трогает в детях.
