любовницы всегда выбирал несвежие, со скидкой. Но многие женщины и за простую улыбку готовы подарить себя целиком без остатка, а потому и на такой захудалый товар, как Уолш, всегда находился свой купец.
Справившись с чувствами, Анна продолжила:
– Да, но врач при выписке сказала, что все нормально и я могла бы снова вернуться к грудному вскармливанию. Ты только подумай, я уже все подсчитала, вот смотри.
И она показала ему заранее подготовленную таблицу, на которой отразила затраты за смесь на год вперед, вычла из суммы ту, что требовалась для оплаты феи, и обвела итог, который получился весьма внушительным.
– Да, ты права! Хорошо, давай сделаем так. А ты не справишься сама, без этого специалиста? Мы смогли бы еще немного сэкономить, и я купил бы резиновую лодку, чтобы кататься по выходным на рыбалку. Оба понимали, о какой рыбалке он говорит, но Анна, как всегда, прикинулась, что ничего такого не имелось в виду.
– К сожалению, без специалиста придется оставить смесь. – В этот момент Кристофер протяжным плачем позвал маму. Погремушка давно упала, и ему стало скучно одному в своей кроватке.
Анна поспешила к сыну. Через некоторое время пришел и ее муж. Не проявив никакого интереса к ребенку, он кинул деньги на комод и сказал:
– Вот необходимая сумма. Больше не проси. Я тебе не печатная машинка.
И вышел из комнаты.
Благодаря помощи молочной феи и упорству Анны лактацию удалось восстановить. Но больше всех старался, конечно, малыш Кристофер. Будильник послушно звонил каждые три часа и днем, и ночью. «Всё по науке», – смеялась девушка сама над собой, но видела наглядное подтверждение тому, что пролактин, который нужен для появления молока, вырабатывается как раз тогда, когда ребенок сосет грудь. И больше всего – именно ночью. Поэтому вздыхала, но кормила. К тому же будильник был всего лишь условностью: фея объяснила Анне, что чем чаще кормишь, тем больше молока, и посоветовала прикладывать малыша по требованию: вот как только он дает понять, что не прочь перекусить, так и вперед! Но разрыв между кормлениями не должен быть больше трех часов, а малыш иногда засыпал так надолго, а вместе с ним и вымотанная Анна могла улететь в мир грез и потерять ход времени, поэтому будильник являлся подстраховкой от длительного сна и пропусков «обеда».
Самое смешное, никаких силиконовых накладок на грудь ей не потребовалось. Единственное, что было нужно, – правильно приложить малыша к груди, чтобы он широко открыл рот, для чего она проводила соском по уголкам его губ, тогда срабатывал врожденный рефлекс, и малыш действительно был готов кушать. Оставалось только ловко зажатый между двумя пальцами сосок (вместе со всей ареолой, а не только самый его кончик) вставить малышу в жадный ротик так, чтобы нижняя губа при сосании вывернулась у него наружу и он смог в полной мере работать и добывать себе молоко.
Поначалу все выходило не так гладко, как хотелось бы, и в моменты отчаяния и сильной усталости Анна рыдала, что у нее ничего не получается, но потом брала себя в руки и продолжала вновь и вновь, пока не удавалось все сделать так, как надо. Кристофер поначалу был очень недоволен. Привыкнув к тому, что смесь буквально по мановению волшебной палочки вытекала через соску ему в рот, для чего совершенно не надо было напрягаться, он сперва с недовольством принял, что теперь, чтобы покушать, придется изрядно потрудиться. Он бросал грудь и начинал истошно кричать, требуя привычного.
Фея предупредила и об этом. Она сказала, что в конце кормления можно давать еще и смесь, но дети – существа ленивые и, поняв, что после трудностей с добыванием молока из груди все равно приходит доступная бутылочка, начинают бездельничать, сразу выбирая легкий путь и стремясь поскорее перейти к смеси. Поэтому она порекомендовала резко и навсегда убрать заменители, в том числе и обычную соску-пустышку, потому что из-за нее он будет привычно, но неправильно захватывать сосок. Да, поначалу ребенок будет недоедать и даже, быть может, немного потеряет в весе, но зато потом начнет брать столько молока, сколько ему необходимо, пусть первое время и станет требовать грудь чуть ли не каждые полчаса и подолгу на ней висеть.
«Ох уж эти гормоны», – качала головой Анна, вспоминая, как фея рассказывала, что адреналин, возникающий при стрессе, блокирует приход молока, и советовала научиться хотя бы временно ко всему относиться философски – не придавать значения мелким расстройствам. Гормон же окситоцин, наоборот, помогает, и вырабатывается он в ответ на позитивные чувства, и поэтому нужно стараться окружить себя всем самым приятным. А уж совместный сон, нежные прикосновения к своему долгожданному малышу – самое эффективное средство.
Особенно Анну порадовала фраза феи, что кормить нужно в максимально удобной для мамы позе, никаких самопожертвований, от которых потом бывает невозможно разогнуть спину, – только максимальный комфорт для обоих. Фея показала пару таких поз: можно было даже продолжать спать и в то же время кормить проголодавшегося ребенка.
Так малыш перебрался из своей кроватки в постель к маме. Теперь Кристофер был счастлив! Он стал еще спокойнее, улыбка почти не сходила с его личика, у него появились новые умения и вообще произошел заметный скачок в развитии. Возможно, думала Анна, это и не миф совсем, что дети-груднички имеют более высокий интеллект, чем дети-искусственники. Хотя бы одно это оправдывало все усилия. А еще она наконец почувствовала себя женщиной, такой, какой ее создала природа. Анна была собой горда.
Чего нельзя было сказать о ее муже. Увы, вот для него места в постели Анны не осталось. Она и раньше-то, едва восстановилась после родов, не особо его жаловала, не без брезгливости соглашаясь исполнить свой супружеский долг – все же ощущение, что Уолш только что вышел из чужой женщины, а теперь пытается бесцеремонно войти в нее, отбивало напрочь хоть какое-то желание близости. А теперь у нее и вовсе нашелся официальный повод его в свою постель не пускать.
Анна старалась минимизировать их общение настолько, насколько это вообще было возможным. Она, как и прежде, готовила ему ужины, но теперь без особых изысков, и больше не встречала его после работы – просто выставляла положенные блюда на стол, а сама уходила в свою комнату и делала вид, что спит или просто не слышит, как он пришел. В ее душе зародилось презрение к этому человеку, который даже не интересовался сыном, увлеченный с головой своими страстями.
Его мать, которая очень хотела внука, появлялась
