До сравнительно недавнего времени в России можно было с уверенностью говорить, что грубая инвектива – это чисто мужской способ общения. Разумеется, за женщиной оставалось право выражать в своих словах агрессивные чувства, но исключительно своими, «не-мужскими» средствами. Б. А. Успенский цитирует мнение, записанное в Полесье: «Бабы праклинают, мужики матерацца». Использование же женщинами непристойной брани ощущалось почти повсеместно как некая измена своему половому статусу: «Баба, а матерится, как мужик».
Откуда такая разница? Одно из возможных объяснений – связь между сквернословием и степенью доминантности личности. Главный признак доминантности – право приказывать, а значит, подавлять. Принято считать, что в обществе доминируют руководитель предприятия, армейский офицер, глава семьи, в ряде ситуаций – просто мужчина. Соответственно инвектива направлена, так сказать, «сверху вниз». Обратное движение принимается как открытый вызов, стремление вызвать конфликт. Сравним у Маяковского, где царский офицер жалуется на падение нравов в армии:
Сегодня с денщиком: ору ему – эй, наквась штиблетину, чтоб видеть рыло в ней! – и конешно, – к матушке, а он меня к моей, к матушке, к свет к Елизавете Кирилловне!
Обратите внимание: собственный мат офицер считает само собой разумеющимся, нормальным способом общения с денщиком, но вот такая же реакция со стороны простонародья – это неслыханное нарушение всех правил!
Что же касается женщин, то их стремление избегать слишком резкого инвективного словоупотребления имеет как минимум два объяснения. Первое из них – меньшая, по сравнению с мужчинами, возможность социального доминирования: как правило (разумеется, знающее исключения), в ситуации общения «женщина – мужчина» социально доминирует мужчина.
Правда, сегодня ситуация довольно быстро меняется. Как показали эксперименты американских исследователей, женщины, повысившие свой статус (например, феминистки, борющиеся за равноправие с мужчинами), вместе со статусом приобретают и соответствующий инвективный словарь, попросту говоря, «ругаются, как мужики».
Второе объяснение коренится в самом мужском характере древних табу и соответствующем их словесном выражении. Общеизвестно, что обращение к табуированным словам и понятиям (в современном обществе к инвективной лексике) особенно осуждается, если имеет место в присутствии женщин и детей («Мужчина, перестаньте выражаться, тут же женщины/дети!»), не говоря уже о почти повсеместном запрете на использование инвектив самим женщинам и детям.
Так вот, полезно по этому поводу вспомнить, что в первобытном обществе именно женщины и дети, как правило, исключались из обрядов ритуальной деятельности, прежде всего тех, что были связаны с генеративным (порождающим) циклом. Присутствие на таком чисто мужском ритуале грозило женщинам и детям немедленной смертью. Равным образом запрет распространялся и на соответствующий словарь.
Можно считать, что такой запрет был оправдан. Согласно взглядам некоторых исследователей, сквернословие изначально физиологически связано с мужским полом, и если к такой лексике постоянно прибегает женщина, у неё начинают преобладать мужские гормоны, она «маскулинизируется», даже внешне приобретает некоторые мужские черты, у неё грубеет голос и так далее.
