И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь.
И тревожная черная степь пролегла между нами.
Что б со мной ни случилось.
Вот и сейчас надо мною она кружится.
В глубоком тылу
В Энгельсе полк пополнился новыми людьми. Кто-то из новичков уже успел понюхать пороха, для кого-то война только начиналась.
Среди новичков оказались два инструктора Энгельсской летной школы Николай Ботов и Константин Смирнов.
В отличие от подавляющего большинства летчиков и штурманов у Константина Смирнова за плечами было несколько курсов какого-то института. Нет, он не кичился своим образованием, но оно выдавало его с головой – это был интеллигентный человек в классическом понимании этого слова. Как рассказывала мама, о политике, о мироздании, о прошлом и будущем они могли говорить с отцом до рассвета, спорили до хрипоты.
Как я понимаю теперь, Константин был близок к тому, что впоследствии назовут диссиденством, инакомыслием. Моему отцу, в силу своего образования, а точнее, полного отсутствия такового, трудно было принять его правоту, но благодаря врожденному интеллекту он тянулся к Константину, как путник к роднику.
Вероятно, стоит упомянуть тот факт, что мать моего отца, его многочисленные тетушки еще до революции получили высшее образование. В молодости бабушка общалась с писателями Куприным, Леонидом Андреевым, дружила с актрисой Комиссаржевской. То же самое можно сказать и о ее сестрах, которые имели на отца огромное влияние.
Знакомясь в Крымском военкомате с личным делом отца, я прочитал характеристику, в которой меня поразила одна фраза: «Политически неграмотен, но не признается». Думаю, что это было лучшее признание интеллекта, так как быть политически грамотным в те годы можно было быть только став Шариковым.
Однажды отец рассказал мне, что в одном из их споров Костя Смирнов заявил: «Однажды ты проснешься и из газет узнаешь, что уже живешь при социализме».
Уверен, что под влиянием своего друга у моего отца впоследствии сформировались многие крамольные выводы, которые я воспроизведу по памяти:
«Хорошо, что Ленин рано умер, а то своей мировой революцией он окончательно добил бы страну»;
«Бухаринцы, троцкисты, правые, левые – это никакие не враги, не шпионы, а точно такие же коммунисты, только каждый видел свой путь построения коммунизма»;
«Фашистская Германия, Советский Союз – это две абсолютно одинаковые системы»;
«Западная и Восточная Германии обязательно объединятся»;
«Мы готовились к войне с Германией, просто не ожидали, что она так сильна».
К сожалению, Костя быстро пьянел. Однажды, когда неожиданно поступила команда на вылет, оказалось, что он вырубился полностью. И тогда его стрелок-радист Вася Зверьков кинул командира на плечо, отнес к самолету, усадил за штурвал, а дальше в Косте включился «автопилот», он автоматически запустил моторы, произвел взлет, на автомате выполнял команды штурмана, блестяще посадил машину, а потом Зверьков вновь унес его в землянку.
Одна из историй, связанная с Костей Смирновым, мне настолько запомнилась, что я написал о ней рассказ, который приведу полностью.
Когда моя дочь училась в первом классе, учительница попросила к 9 Мая пригласить в класс дедушек, которые участвовали в войне. Таковых оказалось только двое: дедушка Димы Шортова и дедушка Оли Поляковой. Я твердо знал, что никогда раньше в школу, где учился я или мой брат, отец не ходил, и потому с интересом ожидал, как будут развиваться события. Честно говоря, я был убежден, что в школу отец не пойдет, так как подобные мероприятия он терпеть не мог. К моему изумлению, когда любимая внучка (а нелюбимых у него не было) тоном, не терпящим отказа, потребовала быть в школе и выступить, он согласился.
