…свободным, словно первый человек,Еще не ведающий рабства,Когда благородный дикарь скитался в лесах.
Великодушные люди эпохи Просвещения вдохновлялись идеями просвещенных наблюдателей XVI века. Петер Мартир, например, рассказывал папе, что «прибывшие из Бразилии люди утверждают, что народ там живет в золотом веке… и они, естественно, следуют добродетелям». «Похвала глупости» Эразма Роттердамского была вдохновлена Бразилией, да и «Утопия» Томаса Мора находилась где-то неподалеку, ибо место, описанное им, было «к югу от экватора», но в Новом Свете. Рабле писал своего «Пантагрюэля» под влиянием слухов о Бразилии. По словам Веспуччи и других европейцев, первыми посетивших те места, эти индейцы жили в благодатном, но примитивном социализме, владея всем совместно, без всяких денег и торговли. Пигафетта припоминал, как обнаженные индейские девушки забирались на испанские корабли и отдавались европейцам с присущей им невинностью. Это впечатление позднее подтвердил великолепный французский моряк Пармантье, который в 1520-х описывал этих девушек как «необузданных жеребят»{1744}.
В своем знаменитом эссе «О каннибалах» французский писатель Монтень писал, что он встречался с людьми, побывавшими в Бразилии. Через сорок лет после Магеллана, в 1560 году, нескольких туземцев привезли во Францию и показали королю Карлу IX. К тому времени у французов имелись неплохие переводчики. Монтень спросил одного из них, о чем говорят туземцы. Как оказалось, они говорили, что им казалось необычным то, что столь великолепная страна, как Франция, управляется таким низкорослым человеком{1745}.
Среди индейцев Бразилии во времена прибытия португальцев существовали большие различия, которые дожили до наших дней. Изначальная численность населения на огромной территории нынешней Бразилии составляла примерно 2,5 миллиона человек. Ныне численность индейцев тут составляет 100 000 человек{1746} – это означает, что на протяжении веков здесь случилась демографическая катастрофа.
Магеллан и его люди задержались в Бразилии на тринадцать дней, а затем, проплыв мимо Ла-Платы и не войдя в реку, доплыли до нынешней Аргентины. Там, по словам Пигафетты, они повстречались с гигантами, которых он довольно ярко описал. К тому времени путешественники были уже далеко от берегов, которые посещал кто-либо из европейцев.
Из-за проблем с кораблями экспедиция на пять месяцев остановилась в заливе Сан-Хулиан, в пяти сотнях миль к северу от мыса Горн. Магеллан не хотел отправляться в холодные воды на потрепанных кораблях. Экипажи, столь долго сидевшие без дела, уже отчаялись найти таинственный пролив. Команда сидела на жестком пайке и тосковала в этих бесплодных и холодных землях. Магеллан считал, что им стоит задержаться здесь до весны. Однако многие из его спутников хотели домой. Они считали, что принимали участие в бесполезном предприятии. Между испанцами и португальцами в экипажах возникали разногласия. Для испанцев, вроде баска Элькано, капитана «Консепсьон», было странным слышать капитан-генерала Магеллана, португальца, говорившего «от имени короля». Понятно, что между Магелланом и его испанскими капитанами возникли разногласия – в особенности с Кесадой и Картахеной. Ссора вспыхнула еще раньше, когда возникли разногласия в том, когда и как отдавать честь Магеллану. Судьбы империй часто держались на столь тривиальных проблемах.
На Вербное воскресенье 1 апреля 1520 года Магеллан велел своим экипажам сойти на берег, слушать мессу. Затем он пригласил офицеров и лоцманов отобедать с ним на «Тринидаде». Однако лишь двое, Кока и Альваро де ла Мескита (который принял командование над «Сан-Антонио») отправились на мессу, и лишь Мескита пришел на обед. Той ночью Кесада и Картахена направились на «Сан-Антонио» и, взяв Мескиту под арест, заявили команде, что теперь здесь приказывают они, а не Магеллан. Хуан де Элорриага из Гипускоа, хозяин корабля, был на стороне Магеллана, и Кесада так сильно его ударил, что тот умер через два месяца.
Вначале никто не посмел взять командование на «Сан-Антонио». В итоге это сделал Элькано при поддержке Кесады. Картахена принял командование над «Консепсьон», Луис де Мендоса направился на «Викторию».
