задыхаясь от отвращения и накатившего страха.
— Он не мог так со мной поступить, только не Витар… — снова и снова шепотом, не переставая, повторяла себе…
Ленты разорванного платья неприятно прилипали к бедру, я стала нервно стирать следы его семени остатками ткани, раздирая кожу до крови.
— Садира!!! — крикнул обладатель ужасного голоса.
Чьи-то торопливые шаги ко мне.
— В чем дело?! Чего разоралась?!
— Что мне с ней делать, ты посмотри на нее, — тыкает в меня пальцем, — она же рехнулась совсем!
— Хватит себя жалеть, поднимайся! — раздраженно крикнула на меня вошедшая в эти покои высокая женщина.
Подняла глаза на нее, замолкая…
Передо мной стояла ухоженная женщина средних лет в черном длинном бархатном платье с воротом под самое горло, слишком хорошо выглядящая для служанки и слишком бедно для высокородной. Ее черные блестящие волосы собраны в высокую безупречную прическу, а выразительные темные глаза на аккуратном смуглом лице, сверкали умом и решительностью.
Безразлично отворачиваюсь от нее, бессмысленно смотрю в стену, погружаясь в свои мысли, только моя рука непрестанно царапает ногтями бедро, не обращая внимания на сочащуюся из-под пальцев кровь.
— Дай сюда, — крикнула эта женщина на рабыню, отбирая у нее белую тряпку.
Я пришла в себя только тогда, когда чьи-то холодные руки стали смывать кровь с моих бедер, эта странная женщина, которую звали Садира, вытирала внутреннюю часть моих бедер белой мягкой тканью, окуная ее в рядом стоявший таз с чистой прозрачной водой, которая сразу же окрасилась в алый. Я зажала рот ладонью от очередного приступа тошноты. Между ног все еще саднило и горело жгучим огнём, низ живота настолько болел, что каждое движение причиняло мне боль.
— Не вертись, дай я обработаю специальной мазью, — эрна попыталась снова раздвинуть мои бёдра, но я ее оттолкнула.
— Чует мое сердце, много бед ты принесешь в этот дом, — чуть слышно произнесла она, прожигая меня своими черными глазами.
— Весь вечер слуги шепталась по углам, как брал тебя господин, — недовольно посмотрела на меня, — ни с одной женщиной он так не обращался, как с тобой, — нахмурилась, ненадолго замолчав. — Не знаю, что ты сделала ему, но, если не хочешь подохнуть, как собака, лучше веди себя как разумная женщина, которая готова слушаться и ублажать своего мужчину, — с нажимом прошлась по моим синякам прохладной тканью, заставляя всхлипнуть от боли.
— Не прикасайся ко мне, — процедила я сквозь зубы, прижимая колени к груди.
— Будешь себя так вести, сделаешь себе только хуже. Он возьмёт тебя, хочешь ты этого или нет! И не посмотрит, что ты не можешь пока принять ни одного мужчину. Думаешь, ты одна такая, кого так берут мужчины?! — тотчас вскочила она, продолжая хлестать меня своими словами, словно кожаной плетью по не заживающим ранам. — Там, откуда ты родом, все женщины так живут, они как скот, захотел — продал, захотел — убил, — злорадно зашипела она. — Ты должна быть ему благодарна! Радуйся, что господин тебя спас, сейчас бы голова твоя на одном из столбов красовалась, — говорила она, чеканя каждое слово.
Поднимаю на нее голову и гневно смотрю ей в глаза.
— И нечего так на меня смотреть, теперь он твой хозяин и господин, только он вправе распоряжаться тобой, — продолжала она, зло выплевывая каждое слово, что оседало в моей груди острыми лезвиями.
— Я скажу чтобы он не трогал тебя хотя бы два дня, а после можно будет проводить брачный обряд, — недовольно посмотрела на меня, оценивая, достойна ли этого подонка…
— Брачный обряд… — начинаю дико хохотать, запрокинув голову.
Ладонь эрны звонко хлестнула меня по лицу. Голова по инерции дёрнулась в сторону. Я зажмурилась, прижав руку к горящей щеке. Женщина выпрямилась, гневливо перевела дыхание и холодно ответила:
— Ты ногтя его не стоишь, дрянь!
Распахиваю глаза, позволяя слезам сорваться с ресниц.
— Не посмеет! — зло растягиваю я, испепеляя ее своим взглядом.
Я не видела больше границы дозволенного, все инстинкты самосохранения сгорели.
— Этот обряд только для эрн, — открыто смеюсь над ней, вытирая ладонью сочащуюся кровь с треснувших губ.
— Этот обряд лишь для того, чтобы позлить своего брата, мне плевать, кто ты, — усмехнулся появившийся в дверном проеме Иштар, подпирая своим могучим плечом стену.
Внутри меня всё заледенело. У меня была дикая ненависть к нему. Я его презирала.
— Подонок!! — взвыла я, пытаясь подняться. — Пошел вон! Убирайся! Пошли все вон! — орала на них, не чувствуя боли, кидая в них всё, что попадалось под руку. Женщины испарились сразу, но вот ОН…
Иштар обернулся через плечо на тех, кто покинул покои, а затем сделал несколько порывистых шагов ко мне.
Я не могла пошевелиться и открыть рта. Он использовал свою мощную силу, что не подвластна каждому эрну на этой земле.
Лютый страх застыл в моих глазах.
Огромная мужская фигура подошла ко мне вплотную, опаляя своим горячим дыханием мое лицо.
Провел большим пальцем по моей губе, размазывая капельку крови по ней, а потом жадно впился в мои губы, раскрывая их языком, проникая внутрь настойчиво, собственнически. Исходящий от его тела жар обжигал.
Иштар, не отпуская меня, скользнул ладонями от плеч к локтям, затем обхватил бёдра и дёрнул на себя. Я издала сдавленный всхлип. Он сильнее прижал ладонь к моей щеке и углубил поцелуй. Стал настойчивее, нетерпеливее.
— Ты пахнешь мной, — шепчет он мне в губы грубым от хрипоты голосом. — Мой запах никогда с тебя не сотрется, — уже рычит мне в губы, забираясь под порванное платье шершавой ладонью.
— Я не могла кричать, чтобы он остановился, ударить его или вырваться из его крепких и цепких рук, я могла только безмолвно стоять…
Прикрываю глаза. Горячая слеза скатилась по щеке.
Глава 3
— У тебя слишком доброе сердце, Иштар, — задумчиво сказала высокая эрна, смотрящая вдаль из окна, вошедшему в ее покои без приглашения.
Она знала, что он придет. Перевела свой взгляд на голубое небо.
— Помни одно, Иштар… твой брат тебя не пощадит, — резко повернулась к нему, сверкая черными глазами.
— Сколько еще будешь терзать эту девчонку?! — злобно искря глазами, продолжала она, забывая, кто стоит перед ней.
Садира снова отвернулась к окну, разглядывая, как безмятежно проплывают белые облака, как спокойно кружат в небе птицы, и как цветные трэпты взрывают ровную гладь песков.
Устало выдохнула:
— Лучше бы ее казнили на той площади, — спокойно сказала ему. — Эта слабая пустая, все равно наложит на себя руки, — она поворачивается к стоящему посреди ее покоев мужчине, застывая, на пару минут разглядывая его крепкое мускулистое тело.
Как же он был
