Груз вижу. Приступаю.
Перебираясь ползком, я вскрыл кейс с инструментами и, провозившись минут десять, закрепил инерционную лебедку на дальнем парапете. Затем, тросами привязал ее к монтажным петлям лифтовой шахты. Как ни жаль, затея с самой шахтой себя не оправдала. На нескольких этажах ее перекрывали осколки бетонных плит. Спуститься скрытно не получится. При последнем обстреле зданию здорово досталось. А это значит, что придется спускаться по теневой стене многоэтажки, у всех на виду. Причем, за один раз. Да, это против правил, но светиться дважды, и уж тем боле бегать по этажам - куда опаснее. Территория отлично пристреляна, и не только снайперами. Прямо сейчас, получив донесение разведки, какой-нибудь артиллерист бундесвера вполне мог судорожно перелистывать таблицы в поисках вводных для нашего квадрата. Я явственно представлял это, перецепляя карабины на сумки.
Ничего! Не сложнее, чем эвакуация пострадавшего с горнолыжного склона. Сейчас, зацеплю сумки, сброшу страховочный канат и неспеша, придерживая поклажу, спущусь вниз. Шестнадцать этажей, всего то! Лишь бы троса хватило и лебедку не заклинило! Как два пальца об асфальт.
Сармат прав, сегодня уж как-то совсем тихо. Оттащив плотные армейские сумки к дальнему парапету, я пристегнул трос к поясу и стал ждать, когда тень от насосной станции, возвышавшейся по центру крыши, наконец упадет в нужном направлении и скроет отход. Переваливаться через парапет придется очень быстро.
- Павлик, осмотрись там, пока время есть. Через эту камеру с флангов ни черта не видать. Только очень, очень осторожно! – приказал командир.
- Принял. Выполняю…
Смахнув пот с бровей, я поправил шлем и подполз к краю крыши, где парапет раздробило взрывом. Маленький цифровой бинокль не давал бликов, так что, можно было относительно безопасно полюбоваться видами столицы.
- Что видно? – Сармат снова вышел на связь.
- Вижу Рейхстаг, Бранденбургские ворота…
- Бундестаг, Павлик, - поправил он.
- Ай, какая к черту разница!? Все равно от него только руины. Даже надпись оставить негде. Разве что помочиться на память…
- Сегодня ведь пятое число? – уточнил снайпер.
- Вроде как, - пожал я плечами. - А что?
- Эх, закончить бы все до девятого… - посетовал Сокол. - Было бы символично. Да, командир?
- Так точно!
- Сармат, докладываю: ни одной живой души не вижу, даже остаточного теплового следа. Вообще никого. Нулевая активность.
- Правый фланг?
Я переполз на другой край крыши и замер.
- Нет, здесь тоже все вымерли.
- Хреново. Но, может оно и к лучшему для тебя. Ладно, давай сворачивайся по-быстрому. Ждем внизу!
Я хотел было ответить. Но странное ощущение неотвратимой беды заставило поднят глаза к небу. С той стороны линии фронта, лазурную синеву прорезали столбы густого дыма. Десятки ракет неминуемо приближались к городу.
- Сармат?
- На связи.
- Знаешь, похоже переговоров не будет. Переключись на мою камеру.
Командир переключился на камеру встроенную в шлем. Я повертел головой, чтобы он все увидел.Пару секунд в эфире царила тишина. Сработало наше ПВО и несколько противоракет взвились в воздух. Где-то на дальней окраине города полыхнуло и в небо поднялся гигантский гриб из пламени и дыма. Я такое только в кино видел.
- Мать твою! – выругался Сармат хрипло. – Они все же решились…
- Тактические, судя по зоне поражения… килотонн по двадцать, – припомнил я значения из таблицы. – Их много, летят на разной высоте. Все не собьют.
- Штаб не отвечает…
- Возможно бункер выдержит, если прям сюда не жахнет. Но от радиации не спасет, командир.
На окраине города полыхнуло еще дважды. Здание содрогнулось. Если бы я стоял, то уже сдуло бы взрывной волной ко всем чертям. А так только парапеты поотрывало, да оцинковку.
- Все в бункер, живо! Павлик, бросай все и быстро вниз!
- А смысл? – я посмотрел в небо. – Командир, счет на секунды. Прости, я попросту не успею.
- Принял, - рация ненадолго замолкла. – Твое право боец, твое право.
Я представил, как Сармат стиснул зубы в бессильной злобе.
- Павлик, как слышишь? – на связь вышел Сокол, тяжело дыша от быстрого бега.
- Метадон не дам!
- Дался тебе этот метадон! Ты вроде как жизни спасаешь? Вроде как свой на небе должен быть. А я не крещеный, как на зло. Замолвишь за меня словечко, если первым туда попадешь?
Треск эфира заполнил дружный хохот. Я улыбнулся.
- Ох и ушлый ты тип, Сокол. Ладно, как только, так сразу.
Жадно втянув дым войны в легкие, я встал во весь рост, поправил амуницию и шлем. Вытер лицо перчаткой. Страха не было. Наверное, даже не успею почувствовать боли. Учитывая положение вещей, я просто испарюсь в мгновение ока. Если не думать о смерти, то во всем этом есть какая-то честь, что ли? Достижение, конечно, сомнительное, но созерцать гибель мира собственными глазами, не каждому доведется.
- Сокол, ты меня видишь? – я встал на самый край уцелевшего парапета.
- Хорошо смотришься! - всхлипнул боец. – Черт… я даже завидую.
Глянув в низ, я с облегчением посчитал бойцов, успевших добежать до бункера и поднял над головой руку.
- Все будет хорошо, дружище. Может быть не с нами, может быть не в этой жизни, но обязательно будет! Думай о хорошем…
Резкая вспышка метрах в двухстах от земли оборвала фразу на полуслове. Я только и успел, что повернуть голову. Время замерло. Яркий, ослепительный свет медленно поглотил все мое естество, обдав нестерпимым жаром. Я оскалился, сам не знаю почему, и прикрыл глаза. Стало тихо и хорошо.
Странно. А где длинный коридор? Где свет в конце тоннеля? Почему жизнь не пронеслась перед глазами? Я ведь точно умер. После такого не выживают. Или нет?
- Командир? Сокол, Грешник, на связь! – я не услышал своего голоса.
А кто я? Говорят, после смерти все забываешь в преддверии новой жизни. Ну, если она действительно есть. Чтобы проверить, я снова произнес вслух:
- Павел Холодов, 23 года, ВС РФ, сержант, санинструктор. Сегодня 5 мая 2035 года. Участвую в операции по взятию Берлина. Да нет, все помню…
Слов не было слышно и на этот раз. Но что-то переменилось! Зеленоватые всполохи, похожие на разряды статического электричества внезапно заполнили окружающее пространство, образовав сферу. Что-то мелькнуло. Я почувствовал слабость и отключился.
Не знаю, сколько прошло времени, но меня разбудил шум.
