рядом со мной был отец, и мне не пришлось с ними много общаться. Но пара все чаще выходил из себя в самые неподходящие моменты. Это начинало всех раздражать, поэтому я была вынуждена взять на себя все, что касалось альянса.
Честно говоря, я понятия не имею, что делаю, и мне безумно страшно.
Каждый день я работаю с убийцами и преступниками, и я знаю, что если они почувствуют запах безбожного страха, наполняющего каждый дюйм моего существа, они разорвут меня в клочья.
Притворяйся, пока это не станет правдой.
Повторив слова, ставшие моей мантрой, я поднимаю глаза на маму и признаюсь:
— С Mpampà трудно работать. Его вспыльчивый характер и нелепые требования погубят нас всех.
Ее пристальный взгляд встречается с моим на несколько секунд, прежде чем она говорит:
— Ты проследишь, чтобы этого не случилось. Держи его под контролем, пока он не уйдет в отставку.
Качая головой, я тяжело вздыхаю.
— Не думаю, что он хочет передать бразды правления мне.
— У него нет выбора, — бормочет мама.
Она права. Мы зашли слишком далеко, и сейчас поздно уже что-либо менять. Альянс уже принял меня, и они открыто заявили о своей неприязни к моему отцу.
Мои мысли возвращаются к тому дню, когда я завоевала уважение этих четырех мужчин. На фабрику, принадлежавшую Доминику, было совершено нападение, и это был первый раз, когда мы вместе выступили против врага.
Боже, мое сердце выпрыгивало из груди, и я не была уверена, что мы выберемся оттуда живыми.
Мы пробираемся с отцом по фабрике, мой пистолет наготове, и я внимательно осматриваюсь по сторонам. Я с трудом сглатываю, ощущая, как жуткий ужас сжимает мою грудь, в то время как папа идет слишком уверенно, словно никто не посмеет в него выстрелить.
— Держись поближе к поддонам, — шиплю я на него. — Ты слишком уязвим.
— Хватит трусить, — рявкает он на меня. — Димитриу ничего не боятся.
Внезапно где-то позади нас что-то взрывается, и папа бросается в проход между двумя большими ящиками, чтобы спрятаться, а я испуганно вскрикиваю.
Оглянувшись, я вижу, как Сантьяго помогает Доминику подняться с пола. Мой взгляд скользит по ним, но, к счастью, они не пострадали от взрыва.
Когда Энцо и Лео догоняют нас с папой, я чувствую, как волна облегчения немного снимает напряжение в моем теле.
Энцо указывает на кабинет, расположенный недалеко от главного входа.
— Павлов, вероятно, там.
— У нас нет элемента нео... — слова Лео обрываются, когда мой отец приближается к кабинету, крича: — Павлов! Выйди сюда, чтобы я мог тебя убить.
— Господи, — шепчу я, качая головой.
— Это гребаное чудо, что твоего отца еще никто не убил, — рычит Энцо.
Я знаю.
Вздохнув, я сжимаю пальцами рукоятку пистолета и делаю шаг вперед, чтобы попытаться вразумить своего отца.
Внезапно пули вонзаются в папин бронежилет, и он падает навзничь. Я не успеваю даже вскрикнуть, как бросаюсь вперед, а сердце сжимается от сильного беспокойства.
Раздается стрельба, когда я опускаюсь на колени рядом с папой и прижимаю пальцы к его шее, чтобы нащупать пульс. Лео останавливается рядом со мной и говорит:
— Пули попали в его бронежилет. Он просто без сознания.
Из-за своей неопытности я не могу нащупать папин пульс, но замечаю, как поднимается и опускается его грудь. Я снова вздыхаю, медленно поднимаясь на ноги.
Такими темпами папу убьют в мгновение ока.
Я бросаю взгляд на Энцо и Лео, которые направляются к кабинету, где прекратилась стрельба, и понимая, что я должна отомстить за то, что в моего отца стреляли, мой желудок наполняется свинцом.
Я никогда раньше никого не убивала.
Похоже, удача отвернулась от меня.
Ноги тяжелеют, а ладони потеют, когда я направляюсь к кабинету. Я слышу, как Павлов говорит:
— Вам не победить Братву. Мы просто будем продолжать наступать.
Когда Сантьяго, Лео и Энцо входят в кабинет, Сантьяго бормочет:
— А мы будем продолжать надирать вам задницы.
Мой желудок сжимается от беспокойства и страха, а сердце бешено колотится о ребра.
Если я не убью русского, все подумают, что я слабачка. Я должна это сделать.
Войдя в кабинет, я замечаю труп справа от себя и направляю пистолет на Павлова, у которого теперь нет пальцев. От этого кровавого зрелища у меня сводит живот.
Боже. Не блюй на глазах у мужчин.
Собрав все свое мужество, я целюсь в Павлова, но прежде чем успеваю нажать на курок, раздается рык Доминика:
— Не тебе его убивать.
О, слава Богу!
Меня охватывает невероятное облегчение, но, вынужденная продолжать притворяться, я шиплю:
— Он стрелял в моего отца.
— Который просто валяется без сознания, — напоминает мне Лео. — Тебе нужно, блять, успокоить его, иначе из-за него нас всех убьют.
Подойдя ближе к Доминику, Сантьяго спрашивает:
— Не возражаешь, если мы сыграем в небольшую игру? — Все еще крепко сжимая пистолет, я наблюдаю, как Сантьяго достает из кармана стопку черных карт. — Какую бы карту я ни вытянул, мы убьем ублюдка.
Серьезно?
Я смотрю на Сантьяго, не понимая, сумасшедший он или просто игривый по натуре.
— Серьезно? — Раздраженно бормочет Доминик. — Хочешь заняться этим сейчас?
Сантьяго пожимает плечами, и его губы растягиваются в ухмылке.
— Я верю в то, что судьба сама решает, что произойдет.
О. Мне нравится, как это звучит.
Тяжело вздохнув, Доминик кивает в знак согласия.
— Давай покончим с этим.
Сантьяго тасует карты и ухмыляется Павлову.
— Чувствуешь себя счастливчиком?
Павлов только сердито смотрит на мужчин, не уделяя мне ни секунды своего внимания.
Сантьяго вытягивает карту из стопки и усмехается.
— О-о-о-о, хорошая. — Я мельком вижу черно-золотую карту таро и читаю слова "Дьявол", выгравированные внизу. — Мне решать. Я выбираю... — Сантьяго достает нож набедренной из кобуры, — чтобы ты перерезал ему горло. Я считаю, что будет правильно, если он умрет от своего собственного коронного приема.
— Я еще раз осмотрю фабрику, дабы убедиться, что мы никого не упустили, — бормочет Энцо.
— Я прикрою тебя, — говорит ему Лео.
Когда они уходят, Доминик забирает нож у Сантьяго и засовывает свой пистолет обратно в кобуру.
Мои пальцы крепко сжимают оружие, пока я держу его нацеленным на Павлова. Я хочу показать Доминику, что готова прикрыть его, и одновременно молюсь, чтобы сегодня мне не пришлось
