никакого желания.
Я торопливо начала спускаться. Уже на последней ступеньке в спину прилетел новый оклик:
— Зай! Ксю, ну погоди!
Я судорожно вдохнула прохладный вечерний воздух, обернулась:
— Что? — хотелось грозно гаркнуть, а вышло как-то жалобно.
— Ну ты чего, любимая? Ты не поняла ничего, не так подумала.
— Да? — усмехнулась я.
Меня затопило злостью. Хотелось вцепиться в лицо этому ублюдку, выцарапать ему глаза, придушить…
Я наклонилась и сняла с ноги туфлю. Не успел Максим и глазом моргнуть, как я замахнулась и швырнула обувь в него. Каблук попал ему ровно по лбу, и изменщик вскрикнул от боли.
— Ты совсем что ли⁈ Ума лишилась? Чуть глаз мне не выбила!
— Сейчас выбью, — процедила я, снимая вторую туфлю.
Но от неё гадёныш успел увильнуть. И хоть снаряд не попал в цель, Макс вдруг разозлился:
— Всегда знал, что ты дура истеричная!
— Так зачем женился тогда? — крикнула я в ответ, ища взглядом новый объект для метания.
Присутствующие на крыльце заинтересованно наблюдали за нашей баталией.
— А я хотел, думаешь? — зло процедил сквозь зубы Макс. — Папаше своему спасибо скажи — это его было условие для объединения бизнесов наших родителей.
Я застыла на мгновение, пытаясь осознать смысл сказанного. В висках стучал пульс, голова кружилась.
— Что ты сказал? — оторопело спросила я.
Нет, не может быть.
— А ты что думала, Ксюша? Что я горю желанием на тебе жениться? Да ты же холодная, как мертвая рыбина. Вредная, высокомерная брюзга. Гадюка злобная, вот ты кто. Хотя даже она соблазнительнее тебя выглядит. Кроме денег твоего отца в тебе ничего интересного и нет.
Я, затаив дыхание, слушала его. Он правда говорит это? Нет, я знаю, что не красавица: обычная совершенно внешность, долговязая, худая. В школе часто это высмеивали, но я научилась отстаивать себя — не тумаками, но острым словом. Но Макс… Он же всегда называл меня красавицей, клялся в любви. Гладил нежно мои курчавые волосы, целовал губы…. Он говорил, что нет никого меня лучше.
Не целовал. Он никогда не целовал меня. Всего лишь по-братски чмокал.
Я невольно всхлипнула, не в силах больше сдерживаться.
— Да чтоб ты… Провались ты сквозь землю!
Я развернулась и пошла в сторону улицы. Ноги холодил остывший к вечеру асфальт, но от этой прохлады словно становилось легче.
— Да и катись ты! — крикнул Макс вслед. — Всё равно никуда не денешься — брак уже заключен!
Я не слушала. Шла, растирая по лицу бегущие без остановки слёзы. Ветер швырнул мне в лицо фату, и я со злостью сорвала её. Бросила под ноги, начала втаптывать в грязь. Подняла глаза. Я была совершенно одна на темной улице. Даже ни одной машины, коих обычно в центре города полно. Странно. Вокруг туман такой густой стелется, что стало зябко. И единственное, что хорошо видно — мост. Хотя не помню, чтобы он тут был. Я заблудилась что ли? Сама не заметила, как ушла далеко?
Как во сне я подошла к перилам. Глянула на темную воду.
Насколько глубоко здесь?
Глубоко вдохнула сырой воздух. Судорожно выдохнула.
Утону или разобьюсь?
«Нет, брось. Ты же не такая дура.»
В памяти всплыла сцена из подсобки, где Макс зажимает наглую девицу. В груди зажгло от боли. Всё ложь, одна сплошная ложь. Макс врал мне, когда клялся в любви. Родители знали, для чего эта свадьба, и молчали. Предатели, все подлые предатели.
Я залезла на перила, вцепилась онемевшими руками за фонарный столб. Холодный металл обжег кожу босых ног.
«Прыгни, и всё кончится. Пусть знают, как творить такое за твоей спиной…»
Я смотрела и смотрела на то, как с шумом убегает черная в ночи вода. Это казалось сном, я словно была околдована этим потоком. Не знаю, сколько времени прошло, но я очнулась от этого гипноза.
— Вот же дура! — сказала самой себе и хохотнула.
Покончить с собой из-за этого ублюдка? Да ни за что! Я ещё ему такой развод устрою, молить меня о пощаде будет! Да чтобы я да себя убила? Смех! Что же я, дурочка малолетняя?
Нет, я слишком люблю жизнь. Подам на развод завтра же, и плевать, что все скажут. Вот сейчас прямо вернусь на банкет и выскажу всё, что думаю этому негодяю.
Я начала слезать.
Дома вещи соберу, куплю билет куда-нибудь в Италию. Нет, лучше в Японию — я там ни разу не была. Полгода поживу, чтобы не видеть этих предателей, а там поглядим.
Я хотела было уже спрыгнуть вниз, отпустила столб, за который держалась. Слишком поздно я заметила, что подол свадебного платья зацепился за острый угол кованого орнамента. Я ринулась вперёд, но ткань натянулась и дернула меня назад. Я почувствовала, как лечу спиной вниз.
Последнее, о чём я успела подумать прежде, чем холодная вода поглотила меня:
«Ненавижу пышные платья.»
Громкий всплеск, тело обожгло холодной водой. Я барахталась изо всех сил, но чертово кукольное платье стремительно набирало воду, утягивая меня на дно. Устав биться, я прикрыла глаза.
2
Холод, от которого мышцы сводило до судорог, вдруг начал отступать. Мне становилось все теплее и теплее, словно яркое летнее солнце пригревало меня. Я даже видела его, кажется, через сомкнутые веки. Мы на пляже? Поехали с Максом куда-то на курорт? Медовый месяц на Бали?
Память услужливо напомнила о сцене в каморке ресторана. Нет, я же не могла простить этого гада! Только не это!
Стало не просто тепло, а жарко. Жарче с каждой секундой. Яркий свет слепил даже закрытые глаза. Что происходит? Кожа моя запылала, жар был уже невыносим. Я попыталась разомкнуть веки, но они показались мне ужасно тяжелыми.
Я вдруг услышала крики. Сначала отдалённые, приглушённые, они с каждой секундой становились всё чётче и громче. Среди всей какофонии я отчётливо различила мужской голос:
— Потушите это немедленно! Скорее!
Веки, еще секунду весившие по пуду, распахнулись сами собой, и я едва сдержалась, чтобы самой не закричать при виде той картины, что мне открылась.
Красно-оранжевые вихри пламени кружили вокруг меня в безумном хороводе. Я машинально попыталась сделать шаг назад, но вовремя спохватилась, поняв, что огонь есть и позади. Он вообще был со всех сторон, поднимался трубой вокруг меня. Иногда какой-нибудь язычок касался моей кожи, но, к моему удивлению, я не ощущала боли.
— Иллария, остановитесь, немедленно! —
