Эти деятели пытались обойти с флангов, но все их движения оказывались предсказуемыми. Любой шорох, любое заметное движение, как после моего меткого тут же раздавался чей-нибудь вскрик.
О, нет. Я не собирался их убивать. Просто обезвреживал, раня в не жизненно важные точки, будут потом перед законом отвечать.
Только обездвижил пятерых, как взгляд наткнулся на еще одного. Этот был последним. Он не казался таким прямолинейным, как его подельники, а вместо этого грамотно обходил поляну по широкой дуге, используя укрытия.
Вскоре он выскочил сбоку, целясь в меня с винтовкой наперевес.
Два быстрых выстрела.
Не я, а он. Покачнулся и упал, прижав руки к ноге и плечу.
Фуф. Я облегченно выдохнул и принялся вытирать испарину со лба, как вдруг на периферии зрения заметил движение.
Твою мать. Это был не последний!
Рефлекторно бросился в сторону, разворачиваясь в прыжке и наводя оружие на противника, но было уже поздно. Прятавшийся и не показывавшийся ни разу мне на глаза браконьер выстрелил.
Боль.
Резкая, обжигающая боль в груди бросила меня на спину. Мир качнулся.
Я рухнул, чувствуя, как ледяной холод стремительно расползается по телу. Ноги мгновенно отнялись, а легкие судорожно хватали воздух, которого вдруг стало невыносимо мало, каждый вдох — как раскаленным железом по внутренностям.
Лежа на спине, я встретился взглядом с мутнеющими глазами убитой тигрицы. В них ещё теплилась жизнь, но быстро угасала.
Прости, красавица. Не сумел защитить.
Один из тигрят, самый смелый, преодолел страх и подполз ко мне. Ткнулся холодным носом в ладонь, жалобно заскулил. Я попытался погладить его, но рука не слушалась.
— Малыш… — прохрипел я.
Где-то рядом истерично заорал раненый браконьер:
— Мы егеря убили! Нас посадят! Валим отсюда, быстро!
Послышался звук быстро удаляющихся шагов, треск веток… И тишина.
Ублюдки свалили, оставив за собой смерть.
Тигрёнок всё ещё сидел рядом, крошечный, испуганный, не понимающий, что его мир рухнул. Мать мертва, а я… я тоже ухожу. Он останется один на один с этой безжалостной тайгой. Голодная смерть, вот что его ждёт.
Темнота вязкой смолой наползала с краёв зрения, затягивала в свой бездонный омут. Холод пробирал до костей, несмотря на летний день.
Вот и всё, Василий, конец фильма. Не получится спасти заповедник наш… А ведь сколько планов было… Мечтал расширить его, создать настоящий ковчег, где каждый зверь, каждая птица чувствовали бы себя в безопасности. Чтобы ни одна тварь браконьерская сюда нос не сунула!
Поставить новые кордоны, создать научную станцию, проложить туристические маршруты, но такие, чтобы не вредить, а просвещать… Чтобы люди видели эту красоту и понимали, что её нужно беречь. Чтобы вот такие полосатые комочки, как этот малыш, росли без страха, зная, что их дом — крепость.
Не успел… Ничего не успел, мечты так и остались мечтами…
Последнее, что я почувствовал, это как маленькие коготки в отчаянии цепляются за мою куртку, словно малыш пытался удержать меня в этом мире, не отпустить.
Не получилось, дружок. Не вышло у меня… Прости.
* * *
Мои глаза распахнулись.
Белизна.
Слепящая, абсолютная, без единой точки, за которую мог бы зацепиться взгляд. Ни верха, ни низа, ни стен, просто сплошное бесконечное белое ничто.
Память попыталась подкинуть картинку: тайга, выстрелы, тигрица… Да, точно, браконьеры. Пуля.
Кажется, я тогда знатно отхватил.
Закричал ли я тогда? Чёрт его знает. В следующий миг образы прошлого исчезли, и осталась только эта белизна…
Так вот значит, что находится за гранью. Однако, загробный мир я себе представлял несколько иначе. С чертями, котлами, или, на худой конец, с какими-нибудь вратами и бородатым стариком. А тут стерильно, как в операционной, только без запаха хлорки, и никаких ощущений. Ни боли в груди, ни холода, ни даже собственного тела, только сознание, болтающееся в белой пустоте, как… Ну, даже сравнить не с чем.
Хотя… Если я соображаю, может, ещё не совсем «всё»?
Внезапно прямо из слепящего света передо мной появился человек. Высокий, тощий, одет в какие-то рваные тряпки. Волосы длинные, слипшиеся жирными прядями, как будто голову он не мыл уже лет десять.
Глаза уставшие до безумия, синие круги под веками, взгляд мутный, но цепкий. Такой человек мог бы сойти за городского бездомного… если бы не стоял здесь, посреди небытия.
— Я что, умер? — спросил я. Голос звучал странно, будто не снаружи, а где-то в голове, словно думал вслух, не открывая рта.
— Умер? — переспросил он, сморщив лоб. — Нет. Пока ещё нет.
Его сиплый, надорванный голос звучал как у человека, который лет десять курил сигареты без фильтра, запивая всё самогоном. Такой голос появляется только у тех, кто много говорит сам с собой или кричит в пустоту.
— Тогда что это за место? Где я вообще?
Он резко вскинул голову, глаза зажглись каким-то внутренним огнём.
— Времени нет. Скажи, ты достоин?
— Достоин чего? — усмехнулся я. Загадочный тип, говорящий намёками и строящий из себя оракула, теперь выглядел еще более странно.
Он не ответил, только уставился на меня своими затуманенными глазами, будто видел насквозь.
— Землю нельзя оставлять, — сказал он глухо. — Её нужно возродить. За ней нужно присматривать, защищать, беречь как заповедную землю. Сделай, что должен… Князь.
Сказав так, мужик исчез. Просто раз — и нет его! На том месте, где он стоял, закружился белёсый ветер, будто его развеяло как горсть пепла, сметённую чьим-то невидимым дыханием.
Внимание! Идёт активация Системы управления поселением «Князь»…
Я моргнул.
— Князь? Это еще что за хрень? — вырвалось вслух.
И в тот же момент меня потянуло вниз. Это не походило на обычное падение, скорее как будто пустота вдруг разинула пасть и втянула меня внутрь без шансов вырваться.
А потом я врезался в землю. Жёстко. Всем телом впечатался во что-то твёрдое и покатился вниз мешком, не успев ни сгруппироваться, ни понять, где нахожусь. Меня швыряло, крутило, проталкивало сквозь ветки, пока всё внезапно не оборвалось.
Снова открыл глаза. Я лежал на спине, глядя, как сквозь листву пробивается яркое синее небо.
Закашлялся, поморщился от неприятного ощущения и слегка пошевелился, проверяя, всё ли на месте.
Жив. Как ни странно, но жив!
Подо мной мягко пружинила подушка влажного мха, хоть кое-где в спину и впивались сучки и камешки. Голова гудела, как после крепкой пьянки, тело ломило, суставы ныли.
Надо мной плавно покачивались кроны деревьев, солнце пробивалось сквозь зелень, пятная землю тёплыми прогалинами.
— Где я?
Это точно не тайга
