двадцать-тридцать, – свернул в родной переулок со сладким названием Грушевый. Несколько двух-трехэтажных домов, скрытых сенью деревьев, и два больших дома в торце, венчая переулок тупиком.
Калитка к калитке, одинаковые высокие кирпичные заборы, свисающие с них ветви, густо украшенные бело-розовыми цветами, камеры на роллерных воротах.
Неизменная из года в год картина. Лишь зелёные листья менялись на жёлтые, опадали и снова возрождались.
У одного из домов примостился высокий, компактный кроссовер малинового цвета. Ну как малинового… цвета розовой фуксии – это Костас точно знал от хозяйки автомобиля.
Знал все особенности подвески, работы двигателя, коробки передач, к слову, механической… Не знал лишь, где она умудрилась найти авто настолько вырвиглазного цвета.
«Фуксия – смесь розового и пурпурного цветов, малиновый – сочетание интенсивного розового и красного», – в голове прозвучал женский голос.
Сам не замечая, улыбнулся ему.
Припарковался рядом, так, чтобы чудо цвета розовой фуксии могло свободно отъехать, вышел, поспешил за калитку.
Цветная тротуарная плитка с гранитным напылением покрывала большую часть придомовой территории. Ухоженные газоны, самшиты, какие-то ёлки-сосёнки, детский городок с качелями, горками, подвесными лесенками, рукоходами, песочницей и домиками. Музыка, орущая на весь двор:
Послушай Ми ми ми,
Не хочу твоей любви,
Лучше сидя у окна,
На на на, на на на…
Нечто, рассчитанное на публику, чуть-чуть переросшую незабвенный «Синий трактор».
Костас поднялся на крыльцо с задней стороны дома, зная, что именно там найдёт обитателей. Просторная веранда с видом на домик для гостей, баню и мангальную зону, вела прямиком в небольшую прихожую и сразу же в огромную кухню, которая занимала львиную долю первого этажа.
Не успел повернуть ручку на двери, как та распахнулась сама. Прямо на него неслось чудо в пышной фатиновой юбке, сверкая ярко-розовыми колготками, белыми бантами на ярко-рыжих, почти огненно-красных, вьющихся мелким бесом волосах.
Такою масть только в иллюстрациях к детским книжкам увидеть можно, и в их Грушевом переулке.
– Привет, Котя! – закричало рыжеволосое чудо, врезаясь со всего маха в Костаса.
– Привет, Тыковка! – засиял Костас, поддаваясь настроению несущегося комка оптимизма и позитива.
Привычным движением перехватил кроху, подбросил, расцеловал недовольно фыркающую мордашку, пахнущую карамелью, в обе щёки, опустил на землю, слушая по пути последние новости:
Илиас – совсем дурачок! Взрослый, называется, в первый класс ходит!
А у неё новая юбка, красивая, принцессная, смотри какая!
У деда сегодня ю-би-лей!
И можно будет съесть много-много мороженого, она с утра готовится уже, ничего не кушает, место в животе чтобы было!
А мама, кстати, сейчас поедет делать маникюр, красный-красный, и ей тоже сделают, только не красный, а бесцветный, но так тоже считается.
И да, Илиас – дурачок, чуть не забыла!
– А что ты мне привёз, а? – требовательно уставились зелёные глазёнки на Костаса.
– Держи, на заднем сидении, там на всех, делите поровну, по-честному, – протянул ключи от машины крохе.
– Подарки в палисаднике! – крикнула та в свою очередь в сторону кухни, зовя того же Илиаса, несмотря на то что дурачок, и остальное младшее поколение, околачивающееся где-то рядом.
Автомобиль с лёгкой руки Тыковки стал «палисадником», когда та долго вчитывалась в надпись сзади, пока не заявила, что машина-то с браком.
Правильно пишется «па-ли-сад-ник», а не «Pa-li-sa-de», совсем уже взрослые глупенькие стали… Надо срочно поменять на новую!
Костас, несмотря на обнаруженный изъян, проверенную рабочую лошадку менять не спешил. Бюджетно, надёжно, удобно, вместительно. Что ещё надо?..
– О, привет, Кость, – на пороге появилась мама Тыковки, владелица кроссовера цвета розовой фуксии.
– Привет, Поль, – искренне улыбнулся Костас.
Обнял хрупкий девичий стан, по-дружески прильнувший к нему, краем сознания отмечая ладную фигурку и аромат духов с лёгким дымным шлейфом, с которым лишь цветущие сады могли поспорить.
Костас мог поспорить, от Поли всегда пахло так… Необыкновенно сладко, волшебно немного.
– Рада, что ты приехал, – сказала та, освободившись из дежурных объятий. – Папа будет рад тебя видеть, – искренне улыбнулась.
– Я не мог пропустить, – честно ответил Костас, потому что это мероприятие он действительно никак не мог пропустить, даже если бы жил за тысячи километров.
– До вечера, – махнула Поля рукой, поманила пальцем дочку, которая уже делила сокровища, привезённые Костасом, на всю компашку.
Тыковка уверенно заявила, что останется здесь, ногти ей тётя Ира накрасит, тем более Котя ещё не видел, как она делает колесо.
Поля молча кивнула, соглашаясь. Сказала, что предупредит бабушку, поспешила к калитке, бросая немного кокетливый, при этом совершенно дежурный, и оба это знали, взгляд на Костаса.
Костика в её интерпретации.
Для Поли он Костик. Кос-тик. Спасибо, что не Котя, хотя…
Костас проводил взглядом стройную фигурку, невольно отмечая то, что видел бессчётное количество раз до этого.
Невысокий рост, обманчивая хрупкость, светло-рыжие в блонд волосы волной стекали до лопаток, брюки палаццо, скрывающие обувь, жилет, белая кожа рук – стояла почти летняя погода, – сумочка на цепочке через плечо.
Поля быстро переставляла ноги, неосознанно виляя стройными бёдрами, тонкой кистью поправила упрямый локон, на ходу убирая заколкой-крабиком волосы, оголив изящную шею.
Хороша, божественно прекрасна, так бы и… не будь это Пелагея Андреева, приударить за которой – расстрельная статья без права на помилование.
Отмахнулся от нахлынувшего морока, как от назойливой мухи. Напомнил себе, что в мире миллионы женщин, тысячи из которых не откажутся побывать в роли его подруги сердца.
В конце концов, у него есть Юленька – славная крошка с крепенькой попкой, до которой он пока не добрался…
Вот, звучит как план, а Андреева Пелагея Николаевна звучит, как пуля в лоб.
Зашёл на кухню, где суетилась сестра Ираида, сверкая длинными тёмными ногами. Они все загорали мгновенно. Не успеет проклюнуться весеннее солнышко, сойти снег, а оливковая кожа приобретает бронзовый оттенок.
У плиты стояла мама, помешивая что-то в кастрюле, откуда доносился знакомый до боли запах, в животе предательски заурчало.
В одночасье воздух пришёл в движение. Ираида радостно вскрикнула, мама раскрыла объятия, готовясь задушить в них чадо. Запрыгала, завизжала вокруг детвора, приветствуя дядю писками, выкриками, хаотичными прыжками, пока не раздался окрик матери – бабушки разномастной детворы.
– Мыть руки и есть! Живо! Ленивые вареники ждать не будут. Конфеты на стол!
Раздалось недовольное ворчание, бурчание, сопение, но череда ребятни потянулась к столу, выворачивая карманы, покорно выкладывая «добычу» рядом со своим местом, ревниво косясь друг на друга, чтобы не дай бог… не дай бог… Будто сладости достаются им по великим праздникам.
Потом дружно ели, шестеро детей от трёх до девяти лет, пять тёмных головок и одна огненно-рыжая, не хватало только двоих –
