о глубоко переплетенной и трагической истории Африки и Европы, которая началась с геополитических столкновений в пятнадцатом веке. События и действия, вытекавшие из афро-европейских столкновений, направили наиболее атлантически ориентированных европейцев на путь, который в конечном итоге привел к тому, что их континент обошел великие цивилизационные центры Азии и исламского мира как по богатству, так и по могуществу. Это восхождение не было основано на каких-либо врожденных или постоянных европейских характеристиках, обеспечивающих превосходство. В той степени, которая до сих пор не признана, оно было построено на фундаменте экономических и политических отношений Европы с Африкой. Суть дела, конечно же, заключалась в масштабной, длившейся столетиями трансатлантической торговле рабами, которые миллионами трудились, выращивая сахар, табак, хлопок и другие товарные культуры на плантациях Нового Света.
Длинная нить, ведущая нас к современности, началась именно в те ускользающие десятилетия, о которых говорилось выше, когда между Португалией и Африкой расцвели коммерческие связи, омывшие окраинную европейскую страну новым процветанием, которое стало материнским молоком современности. Оно привело к беспрецедентной урбанизации и породило новые, современные идентичности, которые постепенно освобождались от ранее нерушимых феодальных связей с землей. Действительно, одной из этих новых идентичностей была нация, как мы понимаем ее в современном смысле слова, и зарождение такого сознания было связано с поисками богатства в далеких странах, а вскоре после этого - с эмиграцией и колонизацией в тропиках.
Когда в начале XV века Португалия вышла в мир - а в течение почти целого столетия это означало почти исключительно мир Африки, - ее жители одними из первых совершили еще один концептуальный скачок. Они стали воспринимать открытие не просто как простой акт натыкания на различные новинки или прибытия с широко раскрытыми глазами в никогда ранее не посещаемые места, а как нечто новое и более абстрактное. Открытие стало образом мышления, и это стало еще одним краеугольным камнем модернизма; это означало понимание того, что мир бесконечен в своей социальной сложности, а это требовало расширения сознания, даже несмотря на колоссальное насилие и ужас, которые сопровождали этот процесс, и все более систематического избавления от провинциализма.
Современность, безусловно, остается глубоко спорным термином, допускающим множество, зачастую противоречивых интерпретаций. Поэтому в книге, где будут сделаны серьезные заявления о незаметной роли Африки в ее возникновении, возможно, уместно прямо здесь дать некое функциональное определение. Канадский философ Чарльз Тейлор, рассуждая о современности, сформулировал два совершенно разных представления о том, что люди понимают под этим термином: одно - культурное, другое - акультурное. В конечном итоге мы будем использовать оба этих значения, но в данном случае нас больше всего волнует именно культурное видение современности. "С этой точки зрения, - пишет он, - мы можем рассматривать разницу между современным западным обществом и, скажем, средневековой Европой как аналогичную разнице между средневековой Европой и средневековым Китаем или Индией. Другими словами, мы можем думать о разнице как о разнице между цивилизациями, каждая из которых имеет свою собственную культуру". Опираясь на это понятие Тейлора, книга "Рожденный в черноте" покажет, что судьбоносное взаимодействие между Европой и Африкой к югу от Сахары, начавшееся в начале XV века, а затем стремительно ускорившееся и углубившееся к концу столетия и далее, привело к цивилизационным трансформациям в обоих этих регионах, а также в мире в целом; трансформациям, которые, оглядываясь назад сегодня, как мало что другое, дают четкое разделение между "до" и "после".
В те времена европейцы и сами помнили об этой реальности. Уже в 1530-х годах, то есть намного позже начала более известной торговли пряностями Португалии с Азией, Лиссабон по-прежнему признавал Африку главной движущей силой всего нового. Например, Жуан де Баррош, советник короны этой страны , писал: " Я не знаю в этом королевстве ига земли, пошлины, десятины, акциза или любого другого королевского налога более надежного... чем прибыль от торговли в Гвинее".
Но каким бы замечательным ни было признание Барросом жизнеспособности Африки, его упущение рабства как основы отношений, возможно, стало первым случаем, когда центральная роль негритянского рабства в эпохальных социальных и экономических изменениях была отрицана или просто пропущена в обоснованном описании опыта современности на Западе. И не в последний. Когда Баррош писал эту книгу, Португалия доминировала в европейской торговле африканцами, а рабство начинало соперничать с золотом в качестве самого прибыльного источника африканских щедрот для Португалии. К тому времени оно уже было на пути к тому, чтобы стать основой новой экономической системы, основанной на плантационном сельском хозяйстве, которая со временем принесет Европе гораздо больше богатства, чем африканское золото или, тем более, знаменитые азиатские шелка и специи.
Малахия Постлетуэйт, ведущий британский эксперт XVIII века по вопросам торговли, говорил как обновленный Баррос, называя ренту и доходы от рабского труда на плантациях "фундаментальной опорой и поддержкой" процветания и социального подъема своей страны. Британскую империю, находившуюся тогда в полном расцвете сил, он описывал как "великолепную надстройку американской торговли и военно-морской мощи, [построенную] на африканском фундаменте". Примерно в то же время не менее выдающийся французский мыслитель Гийом-Томас-Франсуа де Рейналь назвал европейские плантации, на которых работали африканские рабы, "главной причиной стремительного движения, которое сейчас будоражит вселенную". Даниэль Дефо, английский автор "Робинзона Крузо", но также торговец, памфлетист и шпион, превзошел их обоих, когда написал: " Нет африканской торговли, нет негров; нет негров, нет сахара , имбиря, индиго и т.д.; нет сахара и т.д. нет островов нет континента, нет континента, нет торговли."
Постлетуэйт, Рейналь и Дефо, безусловно, были правы, даже если они далеко не понимали всех причин этого. Как станет ясно из этой книги, Африка, как никакая другая часть света, была стержнем машины современности. Без африканских народов, вывозимых с ее берегов, Северная и Южная Америка мало что значили бы в становлении Запада. Африканский труд в виде рабов стал тем провиденциальным фактором, который сделал возможным само становление или развитие Америки. Без него колониальные проекты Европы в Новом Свете, какими мы их знаем, просто немыслимы.
Благодаря развитию плантационного хозяйства и череде изменивших историю коммерческих культур - табака, кофе, какао, индиго, риса и, прежде всего, сахара - глубокие и зачастую жестокие связи Европы с Африкой привели к зарождению по-настоящему глобальной капиталистической экономики. Выращенный рабами сахар ускорил слияние процессов, которые мы называем индустриализацией. Он радикально изменил рацион питания, сделав возможной гораздо более высокую производительность труда. И при этом сахар полностью изменил европейское общество. Как узнают читатели , он сыграл важнейшую, но во многом незаслуженную роль в становлении демократии на этом континенте.
Вслед за
