Ильза
Ильза Этвуд приехала в санаторий, который уже не один десяток лет занимался детьми с ограниченными возможностями, получающий финансирование от Центра Развития Технологиями. Но прибыла она сюда, чтобы увидеть только одного человека. Для нее подобные места являлись примером добродетели со стороны ЦРТ и многих людей, проводивших всю свою жизнь на должностях воспитателей, преподавателей и просто помогая. Но именно нависшее надо всем влияние ЦРТ, которое дает финансирование и, следовательно, в некотором роде, навязывает свою идеологию, не позволяло Ильзе видеть это место «чистым».
Елизавета встретила ее в своем кабинете, но не за личным столом, а в более комфортных условиях – на одном из двух кресел, стоявших друг напротив друга и разделенных чайным столиком. Елизавета была уже в преклонном возрасте. И это, как ни странно, шло ей – описать ее как мудрую и опытную женщину, чей ум и знания высоко развиты, не составляло труда. На вид она была очень приятным человеком, из тех, кто гостеприимно принимает любого, кто придет к ней.
– Я бы хотела поговорить с вами, задать вопросы касаемо событий в Природных землях…
– Меня там не было. – Прервала Елизавета журналистку.
– Я знаю. Но вы хорошо знакомы с Майей Мироновой.
– Ее гибель – крайне трагичное событие, мне, как и многим другим, будет ее не хватать, – размеренная и даже теплая речь была преисполнена уверенности.
– Почему же вы не пришли на похороны?
– Возможно, я приду тогда, когда никого там никого не будет. Сентиментальность – не моя сильная сторона. После смерти человек остается жить в нашей памяти. Ни один памятник, ни один символ или могила не заменят наших воспоминаний и чувств о покинувшем нас человеке.
– Позволите процитировать?
– Вы хотите написать статью про недавнюю трагедию, но мне не понятно при чем тут я и моя работа.
– Я хочу разобраться во всем. Составить полную картину произошедшего и, что не маловажно, понять весь масштаб событий – только так можно оценить степень последствий. Мы обе знаем, что эта атака тесно связана с другой трагедией пятилетней давности.
– Интересный подход, раньше от вас такой дотошности не наблюдалось. Я читала не все, многое. Слышать от вас, Ильза, о том, как вы стремитесь собрать полную картину – это нонсенс, простите меня. Отсюда вопрос: откуда мне знать, что мои слова будут правильно интерпретированы, особенно, учитывая вашу репутацию человека, выискивающего везде двойное дно.
– Мы с вами мало знакомы, но не кажется ли мне, что эта речь – попытка добраться до моей совести? Если это так, то не стоит, – Ильзе не впервой подобное, в такие моменты она обычно проявляла недюжинную артистичность вкупе с некоторым нарциссизмом.
– Юная Этвуд, если бы я хотела пробудить вашу совесть, пробиваясь через ваш горячий нрав, являющийся лишь защитным механизмом, то, пусть и деликатно, но я все же подняла бы тему ваших родителей, чья участь в той же мере трагична, в какой оправдывает ваше видение попытки везде отыскать корысть и тьму.
Елизавета внимательно наблюдала за Ильзой, пытающейся найти хлесткий ответ, чтобы выиграть эту партию.
– За неимением фактов и, уж тем более, мнения, я могу уйти прямо сейчас, легко оставив написание текста статьи моему богатому воображению, которое будет отталкиваться именно от упомянутых вами событий, связанных с моими родителями. Я давно не ребенок, Елизавета, не стоит думать, хоть вам и очень хочется, словно я не знаю своих проблем. Мы можем довольно долго обсуждать сейчас, откуда растут корни, но я уверена, у вас много работы, а я – небольшой любитель эмоциональных откровений. Вы еще можете повлиять на то, что и как я буду писать. Не упустите шанс, иначе, мне ничего не останется, как заполнить пробелы собственными домыслами.
Возникла пауза, во время которой каждая из сторон решала для себя – насколько она готова быть откровенной.
– Поправьте, если я не права – вы были на похоронах? – Ильза кивнула, – тогда, я смею предположить, общение с Бенджамином у вас не сложилось, ведь иначе он одарил бы вас таким количество информации, после которого тратить сейчас время на меня – это тратить время впустую ради каких-то крох, которые известны мне.
– Он был немногословен, с этим не поспорить.
– Для него это был день траура, какую реакцию вы ожидали, задавая свои поросы?
– А когда мне их еще задавать? Каждый день можно сделать днем траура, если подсчитать, сколько людей умирает во всем мире за каких-то двадцать четыре часа.
– Можно подождать день другой, дать людям прийти в себя, куда спешить?
– Люди не приходят в себя просто так, им нужна помощь со стороны, уж вы-то не будете этого отрицать, на этом основана ваша работа. И совершенно неважно, как себя чувствует тот или иной человек, важно лишь то, какие ответы он получит на свои вопросы, касаемые причин его скорби.
