бы вам все это показали, если бы вы так не торопились уезжать.
Ребенок вновь кашлянул, и Лу Энн принялась качать его.
– Вообще в январе обычно не так жарко, как сейчас. Ты же слышала, бабуль, как по радио сказали, что в этом году у нас самый теплый январь за все время наблюдений.
– Ты даже говорить стала иначе. Так и знала, что станешь задаваться!
– Но, бабушка, это неправда!
– Не спорь со мной, детка! Я же слышу. Ты, пожалуй, и ребенка научишь, будто вся твоя родня – деревенщина и неучи.
Вошла Айви, неся с собой пакеты с едой и свой чемодан, перехваченный кожаным ремнем. Лу Энн узнала ремень – этим ремнем ее порол отец, когда был жив.
– Детка! – сказала Айви. – Не давай маме Логан опять тебя грызть. Нам пора в дорогу.
– Скажи Айви, чтобы занималась своими делами, – отозвалась бабушка Логан. – А я буду заниматься своими. Вот, я кое-что припасла для твоего малыша.
Достав свою старую бархатную сумку, когда-то бывшую черной, а теперь, со временем, порыжевшую и потертую вокруг замка, она открыла ее и, запустив внутрь свои медленные опухшие пальцы, принялась рыться. Лу Энн старалась не смотреть.
Наконец бабуля Логан извлекла оттуда бутылку из-под кока-колы, наполненную какой-то мутноватой водой. Погнутая металлическая крышка была прижата к горлышку и обернута несколькими слоями целлофана, а вокруг целлофана была намотана бечевка.
Лу Энн вновь переложила ребенка на бедро, заправила прядь волос за ухо и свободной рукой взяла бутылку.
– Что это? – спросила она.
– Вода из реки Таг-Форк, чтобы окрестить твоего ребенка.
Вода в бутылке казалась беловатой и холодной, а на дне ее скопился мелкий коричневый осадок.
– Помню, когда тебя крестили в Таг-Форк, ты была совсем крохой, всего боялась. Священник еще даже не окунул тебя, а ты уже так разоралась! Божечки, как сейчас помню.
– Здорово, бабуль! Ты помнишь то, чего не помню я.
Как, интересно, себе представляет это бабушка – крещение в бутылке из-под кока-колы? Да и вообще, изначальный план состоял в том, чтобы просто брызнуть на Дуайна Рея водой, как это заведено у католиков, но бабушка умрет, если об этом узнает. Впрочем, теперь, когда Анхель ушел, даже эта идея оказалась под вопросом.
– Куколка! – сказала Айви. – Мы готовы. Ох, как не хочется уезжать! Дай-ка мне еще раз подержать своего внука! Смотри, Лу Энн, чтобы он хорошо кушал. У меня всегда было много молока для тебя и твоего брата, но ты не такая плотная, как я. Никогда не была полненькой. Не моя вина, что ты никогда не съедала все, что перед тобой ставили.
Она взяла ребенка и покачала его, прижав к своей плиссированной груди.
– Ох, батюшки! – сказала она. – Он ведь, пожалуй, будет совсем большой, когда я снова его увижу.
– Мама, с тех пор, как забеременела, я растолстела как свинья, и ты это знаешь.
– Не забывай давать ему обе груди. Если будешь давать одну, пропадет молоко.
– А я уж, наверное, его и вовсе не увижу, – проворчала бабуля Логан. – И он не увидит свою прабабку.
– Мама, – сказала Лу Энн. – Может, вы все-таки дождетесь Анхеля, и мы отвезем вас на станцию? Вы запутаетесь с автобусами – там же надо в центре пересаживаться.
Они обе все это время так старались избежать встречи с Анхелем, что ему вообще не обязательно было возвращаться домой.
– Грех работать в воскресенье, – пробурчала бабуля Логан. – В день Господень он обязан быть дома, с семьей. – Она тяжело вздохнула. – Хотя чего еще ожидать от мексиканского язычника?
– Он работает по сменам, – в который раз принялась объяснять Лу Энн, – и идет на работу тогда, когда ему говорят. Только и всего. И он – не язычник. Он родился в Америке, как и все мы… – Хоть его и не крестили в грязной луже, – добавила она тихо, чтобы слова ее не долетели до ушей бабушки Логан.
– И кто ему это говорит? – требовательным тоном спросила та.
Лу Энн посмотрела на мать.
– Ничего, мы справимся – и с автобусами, и со всем остальным, – успокоила ее Айви.
– И все равно это неправильно! Что какой-то другой язычник велит ему идти на работу в день Господень!
Лу Энн нашла клочок бумаги и написала на нем название автобусной остановки и номер автобуса, на который им нужно будет пересесть в центре. Айви передала ей ребенка и взяла бумажку. Внимательно прочитав, она сложила ее и отправила в сумку, после чего принялась помогать миссис Логан надеть пальто.
– Бабушка, – сказала Лу Энн, – тебе не понадобится пальто. На улице почти восемьдесят градусов[3], клянусь тебе.
– Поберегись, не то до преисподней доклянешься. – И не надо мне говорить про пальто, детка! На улице – январь!
Она пару секунд похватала сморщенной ладонью воздух; наконец Айви молча поймала руку свекрови и направила ее в рукав плотного черного пальто.
– Лу Энн, детка, – сказала Айви, – не позволяй ему играть с авторучкой! Не дай Бог, выколет себе глаза, даже не успев жизнь повидать.
Младенец слабо тянулся к синей ручке, торчащей у Лу Энн из нагрудного кармана, хотя схватить ее и потащить к себе он бы вряд ли смог – даже если бы от этого зависела его жизнь.
– Хорошо, мама, – спокойно сказала Лу Энн.
Несмотря на жару, она завернула ребенка в тонкое одеяло, зная, что, если этого не сделает, кто-нибудь из старших женщин непременно начнет кудахтать.
– Давай помогу тебе спуститься по лестнице, – обратилась она к бабуле Логан, но та отвела ее руку.
Волны тепла, поднимающиеся над мостовой, бежали рябью по коричневой траве и стволам пальм, растущих по краю тротуара. Глядя на деревья, Лу Энн вспомнила мультфильм, где пальмы танцевали гавайский танец хула. Наконец они добрались до маленькой автобусной остановки, где стояла бетонная скамейка.
– Не садитесь на нее, – предупредила мать и бабушку Лу Энн. – В такую жару на солнце она бывает раскалена как кочерга.
Миссис Логан и Айви, словно испуганные дети, одновременно сделали шаг назад, и Лу Энн испытала немалое удовлетворение оттого, что смогла рассказать им нечто, чего они не знали. Все трое выстроились вдоль скамейки, вглядываясь туда, откуда должен был появиться автобус.
– Вот навонял! – пробурчала мама Логан, когда он подкатил к остановке.
Айви обняла Лу Энн и младенца, после чего подхватила оба чемодана и, высоко поднимая ноги, поднялась по двум ступеням в салон. Наверху она обернулась к свекрови и, протянув руку, крепкой мозолистой ладонью обхватила пальцы миссис Логан с набухшими костяшками. Водитель автобуса, облокотившись на рулевое
