class="p1">Он посмотрел на меня, держа чашку с чаем возле губ.
– Что?
Я молчал. Я мог извиниться, но я не знал, будет ли этого достаточно, чтобы заделать трещину, возникшую между нами? Я опасался неизбежного выговора, отчего пропасть между нами станет еще шире, если он отреагирует слишком резко а я не смогу сдержаться. То, что я собирался ему сказать, умерло у меня на языке.
– Я больше никогда не буду столько пить, – пробормотал я.
Коро Ха пил свой чай маленькими глотками.
– Полагаю, некоторые уроки невозможно выучить с помощью наставников или книг, – только и сказал он.
Глава 6. Результаты
После дюжины чашек чая, темного и густого, точно чернила, мы с Коро Ха оделись, как подобало ученым, в черные шелковые плащи королевского покроя, с высоким воротом, поверх белых льняных рубашек. Коро Ха дополнил свой костюм столой, говорившей о его положении и украшенной тетраграммой: четыре символа в форме квадрата. Первый изображал мужчину, стоящего на коленях возле письменного стола, и означал «Ученый Второго уровня».
Многие из тех, кто имел такое же звание, служили в региональном правительстве, однако Коро Ха решил стать наставником.
Три других символа не были настоящими логограммами, а являлись фонетическими рунами, которые используются для обучения детей чтению.
Такими символами часто записывали иностранные имена, хотя большинство ученых с такими именами предпочитали переводить их на сиенский язык, когда создавали свои тетраграммы. Коро Ха являлся редким исключением.
Я никогда не спрашивал Коро Ха о причинах столь необычных решений – мне казалось, что задавать вопросы о его прошлом неприлично. Но сейчас пожалел об этом. Я понимал, что, когда я получу свое назначение, наши отношения изменятся. Если я также заработал Второй уровень, мы станем равны – будем братьями в науке. Если же я превзошел его и мне присудят Первый уровень, ему придется ответить на любой мой вопрос, пусть даже и не слишком вежливый.
Раздумывая над этим, я впервые понял, насколько сильно изменится моя жизнь. Я больше не буду «молодым мастером Веном», сыном купца средней руки, а стану ученым, достойным человеком, заслуживающим уважения. А если Рука-Вестник сделает меня своим учеником, мне суждено быть одним из самых важных людей в империи.
Я тряхнул головой, прогоняя эту высокомерную, глупую мысль. Как бы сильно я ни хотел стать Рукой императора, наверняка был другой кандидат, который сдал экзамены лучше меня, у которого все в порядке с первой логограммой родословной. И он не поджег человека накануне ночью.
У ворот нас встретили стюарды и проводили во двор.
Мы расселись так же, как на церемонии открытия, однако я колебался, когда стюард показал мне на свободное место рядом с Чистой-Рекой, который явился раньше меня. Напряжение между нами никуда не делось, хотя я решил сделать вид, что все в порядке.
– Доброе утро, Чистая-Река, – поздоровался я, усаживаясь рядом с ним. – Хорошо спал?
– Ольха! – Он посмотрел на меня и улыбнулся. – По крайней мере, я спал лучше, чем Желтый-Камень. Бедняга проснулся в ужасе, точно испуганный жеребенок, стал вопить и требовать, чтобы ему объяснили, кто я такой и куда его привел. Когда он наконец успокоился, он вылетел с постоялого двора и помчался прочь. Надеюсь, он успел добраться домой и одеться для церемонии.
– Поделом ему, если не успеет, – заявил я.
– Не будь таким жестокосердным, – сказал Чистая-Река. – Глупость юности заставила нас отправиться ночью на улицу, и только чудесное вмешательство мудрецов помогло без происшествий добраться до дома. – Он с невинным видом улыбнулся, но его слова были слишком близки к истине.
– Ты не забыл, что тот тип налетел на фонарь? – спросил я.
Чистая-Река взмахнул рукавами и фыркнул.
– Это совсем не смешно.
Прежде чем я успел ему возразить, раздался звон цимбал и гудение цитры, и на мраморный помост из приемного зала вышел строй прокторов, на головы которых с балкона из перевернутых корзин посыпались лепестки хризантем. Возглавляли процессию Голос Золотой-Зяблик и Рука-Вестник, их сто́лы украшали по две тетраграммы у каждого. Слева – личные печати, первый символ изображал руку, поднятую в приветствии в адрес логограммы король (внутри открытого рта в случае Голоса Золотого-Зяблика), а справа, как и на телах, – неизменное имя императора. Серебряный свет лился из тетраграммы на лбу губернатора, и я ощутил тяжесть магии. Сам император глазами своего Голоса будет наблюдать наши назначения на должности.
Чистая-Река наклонился ко мне и прошептал:
– А как тебе история про кота, у которого было пять пальцев, Ольха?
Я медленно к нему повернулся и нацепил на лицо выражение полной озадаченности.
– Не ты один слышал эту историю, – продолжал Чистая-Река. – Нас было трое, но Рука-Вестник выберет только одного. Если речь пойдет о тебе и обо мне, я думаю, тебе следует поблагодарить Руку-Вестника за оказанную честь и вежливо отказаться.
– Что? – прошептал я. – Почему? Никто в здравом уме не отказывается от такого предложения.
– Рано или поздно тебя все равно раскроют, даже если я буду молчать, – продолжал он, как будто меня не слышал. – Говорят, император знает мысли своих Рук – мысли и все их тайны. – Он смотрел на меня и улыбался. – Если тебя поймают – а тебя обязательно поймают, – пострадает вся провинция. Неужели ты думаешь, что империя снова будет проводить экзамены в Найэне, если первый из нас, кто станет Рукой императора, окажется предателем?
– Я не предатель!
– На той улице не было подвесных фонарей. Ты предал империю в тот момент, когда начал обучаться колдовству и принял решение не выдавать своего наставника. С другой стороны, наверное, ты его предаешь, соглашаясь служить империи. – Он пожал плечами. – В любом случае ты предатель.
Меня охватил гнев. Естественно, он был прав. Если я приму имперское назначение, я выступлю против бабушки. Да, она меня бросила, но я выбрал сиенский путь не из-за того, что не поверил ее рассказам о жестокости и угнетении, но и не потому, что считал – как утверждала имперская доктрина, – что сиенское завоевание несет миру цивилизацию и добро. Даже мой наставник Коро Ха – если вспомнить его тонкие вопросы, граничившие с государственной изменой, – так не думал.
Если я соглашусь служить сиенцам, я отброшу все, чему, рискуя жизнью, меня учила бабушка, словно это не более чем бесполезная пыль. Однако служба империи – это единственный путь, который мне открыт, – по крайней мере тот, что приведет меня к магии.
Я заставил себя прогнать чувство вины и стыда, которые пытался навязать мне Чистая-Река, и стал смотреть на помост перед нами. Слуги закрепили
