Яковлев, Сергей Колотовкин, вернулся в «Зенит» Константин Иванов, больше игрового времени стали получать восемнадцатилетний Олег Саленко и двадцатидвухлетний Игорь Данилов. В первом матче пятидесятого чемпионата СССР «Зенит» в Донецке в минус 12, в присутствии семи тысяч зрителей разошелся миром с «Шахтером», 1:1. Поле, говорят, пытались спасти специальными тепловыми машинами. Не помогло – во времена, когда еще не мыслили о подогреве, газон оказался абсолютно непригоден для футбола. Затем последовали разгром в Днепропетровске 1:6 и неудача в домашнем поединке с московским «Динамо» 0:1. «Зенит» штормило вплоть до начала лета, пока 11 июня ленинградцы не обыграли в Москве «Спартак», 3:1. Один из мячей забил Игорь Данилов.
– Летом Садырин решил провести, как модно сейчас говорить, тимбилдинг. Собрались на Финский залив, жара под тридцать, я в шортиках и футболке. Приехали, пожарили шашлыки – и вдруг ветер, шторм, ливень! Так меня и прихватило: температура под 38, естественно, никаких тренировок. Команда уступила «Торпедо» и «Металлисту», я проболел два с половиной месяца и вернулся уже тогда, когда Садырина сняли.
Однако победа над принципиальным соперником (в Ленинграде еще не забыли переход Швецова) не помогла «Зениту», который после поражений от «Нефтчи» и «Арарата» опустился на предпоследнее место в турнирной таблице. Давление на Садырина пошло и сверху, и снизу, во внутренние дела «Зенита» стал вмешиваться профком ЛОМО, а игроки с подачи кабинетных работников подписали письмо с требованием отставки Садырина. В июле 1987-го состоялось плановое заседание городского спорткомитета, трансляцию которого в прямом эфире вело ленинградское телевидение. В этой программе и был крупным планом показан тот самый пасквиль, подписанный всеми, кроме Саленко, игроками «Зенита». С Садыриным я разговаривал в 2000 году на ступеньках телецентра на Чапыгина, 6, в мою бытность редактором программы «Спортклуб», выходившей на 5-м канале. Тогда Павел Федорович и признался, что мог отчислить из команды известных ему зачинщиков, однако не стал этого делать. В итоге полетела голова самого Садырина, команду возглавил Владимир Евгеньевич Голубев.
– Стали подначивать старожилов, недовольных своим положением в команде, остальные повелись, подписали, – в разговоре со мной в 2020 году вспоминал Сергей Дмитриев.
– Можно ли было обойтись без этого письма? – спрашиваю Владимира Клементьева.
– Эта тема как-то мимо меня проскочила, – вздыхает Владимир Алексеевич, – инициативу проявили футболисты, считавшие себя обиженными, не понравилось кому-то распределение материальных благ. На эмоциях все произошло, Павел Федорович тоже ошибся – вроде как хотел одному человеку машину дать, а по очереди шли другие ребята. Пошел сыр-бор, взаимное недоверие, а в итоге случилось то, что случилось. Я, кстати, подписал письмо самым последним. Нашли меня на кафедре у Николая Михайловича Люкшинова в институте физкультуры, где я сдавал какой-то то ли зачет, то ли экзамен, спросили – как ты? Я так ответил: раз все подписывают, значит, и я приеду подпишу.
– То письмо идет с нами через всю жизнь, – признается Канищев, – плюнули в лицо тренеру, который сделал нас людьми – и обеспеченными на том уровне, и узнаваемыми. А мы плюнули и растерли. Себя не обманешь, у кого есть хоть грамм человеческой совести, не может это просто так растоптать и забыть. Мы вершители этой некрасивой истории, с ней по-прежнему и живем. Я в том числе поступил подло. Справедливости ради отмечу, что инициативу проявили определенные люди, остальные просто подверглись общей волне, что, еще раз подчеркну, ни в коем случае не снимает с нас ответственности. Павел Федорович был достойный, большой души человек. Мы, молодые люди, тогда не осознавали, что делали, у нас не было критериев, по которым мы могли бы оценить человека. Удобный-неудобный, хороший-плохой – мыслили вот такими категориями. А так да, Садырин пожал нам руки, каждый из нас сохранил с Павлом Федоровичем хорошие отношения.
– Конечно, все могло повернуться иначе, – сокрушается Желудков, – когда стали поумнее, встретились, поговорили. В 1999 году на праздновании семидесятипятилетия «Зенита» мы попросили прощения у Павла Федоровича. Он тоже признался, что в каких-то моментах был неправ. Поняли друг друга, пожали руки, закрыли вопрос.
Меня с «Зенитом» по-прежнему разделял Финский залив – вечерами, во время ходок из Ломоносова в Кронштадт и обратно на маленькой самоходной барже, входящей в состав вспомогательных судов Военно-морского флота, я в невообразимой тоске смотрел на светящиеся огнями мачты стадиона имени Кирова. Чудом выбраться на игру довелось лишь 16 сентября 1987-го на матч 1/32 финала Кубка УЕФА с «Брюгге». После ответной встречи, завершившейся разгромом – 0:5, мы, военнослужащие в/ч 92539, испытали шок – никогда ранее «Зенит» не претерпевал подобного унижения. В наших глазах ленинградцев не оправдывала даже россыпь европейских звезд: дошедшие до полуфинала чемпионата мира 1986 года в составе сборной Бельгии Брос, братья Ван дер Эльст, Кулеманс, а также блеснувший на Мундиале 1990 и 1994 годов Дегриз.
– Выгнали Садырина и об…лись, – объяснял мне Дмитриев, – начались разногласия, недопонимание. На первую встречу с «Брюгге» как-то собрались, игра давалась, во втором тайме, исполнив финт Роналдо, я отдал пас на набегавшего из глубины Желудкова. Что произошло в Бельгии? Аукнулось наше положение в чемпионате СССР, возможно, неправильно выбрали тактику. Наверное, стоило сыграть «десять сзади», но вариативности в ту пору у «Зенита» не было, постоянно играли 4-4-2. Гену Тимофеева после матча с «Жальгирисом» забрали в ментовку, и Владимир Евгеньевич побоялся брать его в зарубежную поездку. С левого фланга все и началось. Боря Чухлов в начале встречи не реализовал хороший момент, а потом пошло-поехало – четыре мяча нам забил парень, стоявший на отчисление, – Кеннет Брюлле-Ларсен.
В тот момент команда уже была неуправляемой и неудержимо летела в пропасть.
В оставшихся пяти матчах чемпионата ленинградцы одержали одну победу, потерпели два поражения, дважды сыграли вничью и заняли четырнадцатое место. До вылета в первую лигу оставалось два года.
– Я понимал, что в коллективе после снятия Садырина пошли необратимые процессы, – говорит покинувший в межсезонье «Зенит» Канищев, – появился так называемый «костячок», решавший, кого ставить в состав, кого нет. Кто-то пьет и не тренируется, но должен играть, а те, кто с полной самоотдачей работают на тренировках, мол, не нашего поля ягоды и будут сидеть на скамейке. В команде были очень серьезные конфликты, я для себя понял, что в этом «Зените» себя больше не вижу.
Я той осенью выступал за сборную воинской части в первенстве дивизии. Состав подобрался приличный: в центре нападения играл огромный эстонец, призвавшийся из «Калева», в центре полузащиты блистал прапорщик Рудницкий, выступавший за сборную Украины на Спартакиаде народов СССР, оборону цементировал вернувшийся из штабной
