его легко —
Пусть пенится морское молоко,
Пускай оно как зверь урчит голодный.
Отчаянье – привычная цена
Для тех, кому отсюда не видна
У горизонта ледяная глыба.
Но если глыбы не было и нет?
А только есть луны спокойный свет
И звезды – будто маленькие рыбы.
«От тебя не уйдёшь, не скроешься…»
От тебя не уйдёшь, не скроешься
Ни в Тибете, ни в декабре,
Не запрячешься в море корюшкой,
Ни собакою в конуре.
Всё равно ты торчишь безжалостно
Из межреберья, как копьё.
В нервный узел под сердцем сжалось, но
Всю меня заполняешь жадностно,
Горе горькое ты моё…
«Если бы мне сейчас быть бестолковой рыбой…»
Если бы мне сейчас быть бестолковой рыбой
Там, где придонный ил воду целует всласть,
Где равнозначен день ночи, и не могли бы
Пение птиц – звучать, солнечный свет – упасть…
Если бы мне сейчас в многометровой толще
Чувствовать, как близка, как ощутима тьма,
Что никаких штормов не существует больше
И как легко покой может свести с ума…
Мне же дано одно – быть бестолковой бабой,
Робко морской песок трогать босой стопой,
Долго на берегу чей-нибудь ждать корабль,
Чувствуя привкус слов – истинный, солевой,
И наконец понять, глядя, как с ветром спорит
Чайка и как прибой лижет мои следы,
Что, отрицая шторм, я убиваю море,
Суть его низводя до лужи простой воды.
Театральное
Из прошлого не вычеркнуть лица
слепца, глупца, паяца, стервеца,
не вымарать словца, не вырвать жеста.
Но, проступая в памяти, дружок,
За всё, что ты во мне не уберёг,
Покоя не найди себе и места.
А может, так и надо погибать —
раскачивая старую кровать
без драмы, перспективы и побочки,
с утра записку бросив на трюмо —
«Я Вас любил. Любовь ещё, быть мо» —
а дальше неразборчиво и точки.
Антракт. Пока народ встаёт, снуёт,
жуёт неразогретый бутерброд
в пространстве разговоров и пирожных,
останемся и будем ни о чём
под проливным софитовым лучом
молчать с тобой – при прочих невозможных.
Пусть выйдет та, что ветрена и зла,
Просыплется сквозь пальцы, как зола,
Издохнет, как плотва в голодном море.
Прощай и ты, мой окаянный бог.
Спускайся в свой придуманный мирок,
посредственный и плоский, как Тригорин.
«Снег падает…»
Снег падает.
Выходит человек
из темноты сгустившейся подъездной.
Он в темноте
беспомощен, нелеп.
Но здесь его
не накрывает бездной,
и человеку дышится легко
и сладостно,
Как будто бы впервые —
снег падает.
Ныряют в молоко
поступки, постулаты, позывные…
У тротуара мнутся фонари.
Их долгий свет —
как божий дар на взводе.
Не нарушай гармонию.
Смотри:
снег падает,
а человек – выходит.
«Варится борщ…»
Варится борщ.
Тесто подходит.
Мясо томится.
В деле большом
Проводов лета
Всё пригодится.
В вазе цветок.
В блюдце печенье.
В чайнике мята.
Об остальном —
Думаю завтра.
Думаю завтра.
«Без лишней драмы и без претензий…»
Без лишней драмы и без претензий
Пиши о том, что тебя не ранит:
Вот жук уселся в букет гортензий,
Вот сад цветущий покоем залит.
А душной ночью в безлунной гуще,
Забившись в угол, обняв колени,
Тверди бездумно: вот жук цветущий,
Вот сад уселся в букет сирени.
«Вот что бывает с болью твоей, когда…»
Вот что бывает с болью твоей, когда
Звуки глотает мысленная вода
И накрывает морок – и подаёт
Тысячи тысяч килостихов на вход.
Вот что бывает: жадно к земле припав,
Небо вбирает сладость июньских трав.
И проливает месяц бесплотный мёд
В руки деревьев – и из ладоней пьёт.
Вот что: в окружность неба, как в лупу, взят —
Тысячи тысяч сверху в тебя глядят, —
Трелью сверчковой к лугу примят, лежишь.
Но – бессловесье. И безмятежье лишь.
Александр Воловик
Стихотворения
Александр Иосифович Воловик (1942) живёт в Москве. Окончил МГУ по специальности «математика». Кандидат физико-математических наук. Член Союза литераторов РФ и СП Москвы. Автор публикаций в текущей периодике и 10 книг стихов, в том числе «Сам себе автор» (М.: Авиатехинформ, 1996), «Договоримся о воздухе» (М.: Новая поэзия, 2006), «Контаминация литер» (Таганрог: Нюанс, 2010), «Слово за слово» (М.: Вест-Консалтинг, 2013), «Углеглазая мгла» (М.: Новый хронограф, 2014).
Человек-мироздание
Владимиру Герцику – человеку действия
I
Я человек полнолуния, комнатного безумия.
Не прозябаю втуне я, но тороплюсь в полёт.
Утро ли, ночь ли лунная – ну-ка, возьми в игру меня,
я поступлю, не думая – весь, как автопилот.
Я человек. Во льду ли я – всё, как в жерле́ Везувия.
Тут не игра, в дыму моё – всё: и душа, и плоть
Действие – наказуемо. Рухнет – лови внизу его.
Крайний-то – я! – Ату его! Вот – бытия оплот.
Я человек неумения.
Я человек потрясения.
Я человек увядания.
Я человек до свидания.
II
Я человек воскресения. Жизнь проскользнёт без трения,
но – за крупицу
