курсы при Литературном институте им. А. М. Горького. Член Союза писателей России.
Глаза итальянца засверкали, он взял несколько аккордов, гордо поднял голову, и пылкие строфы, выражение мгновенного чувства, стройно излетели из уст его…
А. Пушкин. «Египетские ночи»
Наконец-то я нашел подходящую скамейку. Согласитесь, летом, в хорошую погоду наши многочисленные городские парки культуры и отдыха страдают от дефицита свободных скамеек. Просто диву даешься, сколько у нас неугомонных пенсионеров с газетами, нардами и домино, сколько абитуриентов, принципиально не желающих готовиться к экзаменам в тиши библиотек, сколько молодых пап с новенькими детскими колясками, сколько шахматистов-любителей и т. д. и т. п. Господи! Я уже валился с ног, когда появилась на горизонте эта благословенная скамейка в тени развесистого старого каштана. Превосходное дерево! Его листья распростерлись над землей – широкие лапы-вееры. Будто каштан для того и выведен, чтобы в его тени прятаться от столь утомительных, головную боль вызывающих лучей.
Я развалился на скамейке, вытянул ноги, разбросал в разные стороны по спинке расслабленные руки, запрокинул голову и от удовольствия закрыл глаза. Ноги гудели. Кстати, странное выражение: разве ноги могут гудеть? Стук в висках понемногу начал затихать. Тук-тук-тук, пауза, тук, пауза, тук… И вот я уже эти «туки» не слышу. Я ничего не чувствую. Хорошо! Вот он – истинный отдых.
Мне кажется, я довольно долго так просидел. Очнулся от взгляда. Повернулся направо… Ну, конечно! И эта скамейка вовсе не была необитаемой. На меня смотрел худенький маленький мужчина лет сорока. Впрочем, при его комплекции возраст определить довольно трудно. Он был в очках-телевизорах с очень толстыми линзами. От этого глаза его приобретали какую-то слишком выпуклую и круглую птичью форму. Он понимающе слегка покивал, вздохнул, поправил рукой на переносице свои внушительные очки и опустил голову. Перед ним были расставлены игрушечно-маленькие дорожные шашки. Видимо, он уже давно здесь вот так вот сам с собой играл, а я его сразу и не заметил. Я отвернулся. Пусть занимается своим делом. Я его не трогаю, он – меня. Только бы не предложил партию в шашки. Я не понимаю выражения «активный отдых». Если отдых активный, то это уже не отдых.
Передо мной открывался прекрасный вид. Прямо к парку примыкал чистенький дворик старинного трехэтажного особняка. Судя по сложной форме окон, по роскошному мезонину, по вычурной лепке, какой было украшено это небольшое здание – судя по всему, лет ему стукнуло безумно много и повидало оно на своем веку всякое-всякое. Я не знаток архитектуры, я просто люблю вот так вот смотреть на необычный дом и уноситься мысленно в иные века, в иные миры. Будто смотришь исторический фильм. Вот, мягко покачиваясь на рессорах, сверкая черным лаком, подъехала коляска. Серые сильные лошади бешено таращат глаза, точно злятся, что их так резко остановили. Стройный кавалер помогает сойти блестящей даме. Он целует ее руку, а она, улыбаясь, говорит…
– Молодой человек, может, все-таки игранем партию, а?
Вот и порвалась пленка, кончилось кино. Он все-таки меня позвал. От судьбы не уйдешь. Я обреченно повернул голову к своему соседу:
– Видите ли, я безумно устал. У меня с утра была масса неотложных дел, нужно было срочно решить массу вопросов, оббегать десяток инстанций… Сейчас я хочу хотя бы десять минут посидеть и ни о чем не думать… Понимаете?
– Бога ради! Бога ради! – как будто сдаваясь, поднял руки очкарик.
И мы опять попытались погрузиться каждый в свое. Вдруг он спросил:
– Товарищ, а вы знаете, что такое некоммуникабельность?
Я молчал.
– Некоммуникабельность – это никому! не! кабельность! – сказал он, точно выбросил эти слова, на каждом делая ударение и в такт дергаясь всем телом. – Это значит: всем друг на друга наплевать, – он начал складывать свои игрушечные шашки.
– Ну, хорошо, – согласился я. – В конце концов, мне совершенно необидно будет вам проиграть.
– Нет, нет, нет, – задергал он головой. – Зачем же эти жертвы? Если вы без желания, если без интереса…
– Давайте, давайте, – настаивал я. – По-моему, шашки – игра, не требующая уж таких больших умственных затрат.
Это его еще больше обидело. Он внимательно посмотрел на меня, и в его очках-телевизорах я увидел такой укор, такую боль и обиду непонятого гения.
– Простите, что нарушил ваш покой. Отдыхайте, будьте любезны. Счастливо оставаться.
– Господи! Да что ж вы так обиделись? Нельзя же так покоряться собственным комплексам. Честное слово, я теперь с превеликим удовольствием сыграю с вами в шашки. – Я вдруг захотел сыграть в эту неназойливую игру. Я сто лет не играл в шашки. – Ну, расставляйте. Давайте! Давайте!
Мы начали играть. Над нами заработал дятел. На скамейку посыпались крошки коры. Каждый раз их нужно было сдувать с нашей клетчатой магнитной доски. Он тюкал так ожесточенно, что мне вдруг стало казаться: сейчас рухнет массивная ветвь каштана на так удобно подставленные шеи горе-шашистов.
Мы молча сыграли три партии, и все три мой партнер проиграл. Причем так глупо проиграл. Я еще подумал: эх ты, игрок, чем только твоя головушка занята? Ведь сам-то я очень плохо играю, то есть я просто наугад переставляю эти кругляшки. На четвертой партии, уже чувствуя, что проигрывает, мой противник заговорил:
– Вы верно заметили насчет закомплексованности. Когда человеку часто не везет, его беспощадно начинают мучить комплексы. И напротив, я уверен, если совершенную бездарь каждый раз будут привечать как неслыханное дарование, то эта бездарь в конце концов и создаст нечто, пусть не из ряда вон выходящее, но, по крайней мере, достойное общепринятых стандартов. Тогда она, эта бездарь, уже становится если не талантом, то, во всяком случае, исполняющей его обязанности. А вот когда человеку приходится все время смотреть снизу вверх, когда ему, как в дремучем лесу, трудно докричаться, чтобы его нашли и заметили, он поневоле становится этаким ежиком, колючим и сгорбленным. Да что там, это истина: если человек на все и на всех смотрит сверху вниз, если он уверен, что над ним, как в степи, нет вершин, у-у-у… он обязательно многого добьется. Как говорится, в степи и дурак умнее. Мой дед мне говорил: «Йды, сынку, пасы коров, бо у стэпу и дурэнь умниш». А я пошел в литераторы. Правильно! Каждый должен знать свое место. Но что поделаешь, если ты находишь свое место, когда уже добрых две трети жизни прошло. Да и потом, по-моему, поговорку «Каждый сверчок знай свой шесток» тоже закомплексованные неудачники придумали… Себе в оправдание, чтобы заранее отказаться от всех попыток, от борьбы. Цели надо ставить перед собой достойные,
