Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
Муж предложил Столыпину поднять вопрос об отставке этого депутата, добавив, что если не он, то Дума сама это сделает. Столыпин отказался и заметил, что национальное большинство в Думе не согласится отменить результаты выборов одного члена, который, несмотря на свою фамилию (Шмидт), был защитником русских в наполовину польской провинции (Минск).
После этого муж взял инициативу в свои руки, и большинство Думы проголосовало, чтобы названный депутат покинул Думу. Перед тем как сделать это, Александр ушел с поста вице-спикера. Правда, вскоре после этого он был вновь на него переизбран.
Два года спустя в дипломатической переписке барона де Стааля, русского посланника в Лондоне (1886–1902), муж встретил доклады, датированные маем 1890 года, со ссылкой на Г. Шмидта[38].
По этому случаю была шумная сцена в Думе. Причиной стало непарламентское выражение, с которым обратился к своим оппонентам архиеписком Евлогий (на сегодня он является митрополитом всей Русской Церкви за рубежом)[39].
Мой муж, как вице-спикер, счел себя обязанным строго, но очень учтиво призвать его преосвященство к порядку. В связи с этим крайние правые подняли большой шум. Один из них, священник, своим крестом так бил по столу, что сломал его.
Заседание было приостановлено. То, что произошло далее, очень характеризует моего мужа: он спокойно покинул здание Думы и отправился играть в теннис.
Через несколько месяцев после этого инцидента один из священников, который принимал участие в беспорядках, подошел к моему мужу и извинился, сказав, что вел бы себя совсем иначе, если бы понимал и смог оценить тогда, как сделал сейчас, истинный характер вице-спикера.
Один из наших друзей, М. Стахович, со смехом заметил Александру, что «святые никогда не бывают хорошими политиками».
Политика немного вошла в атмосферу нашей домашней жизни в Петербурге. Я большую часть времени бывала одна и по вечерам ходила играть в бридж к принцессе Ольденбургской, которая, о боже, была к этому моменту инвалидом – ее парализовало практически сразу же после моей свадьбы.
С мая по октябрь мы обычно проводили время в Клейн Рупе (Mas Straupe на латышском). Четыре недели каникул на Рождество, четыре на Пасху и три дня на Троицу мы также проводили там.
На короткое время каждое лето я отправлялась в Петергоф к Ольденбургским, пока мой муж находился за границей у своей матери.
Летом 1908 года, во время ежегодного визита мужа в Веймар, мой брат Георгий, его жена и несколько племянниц и племянников присоединились ко мне в Клейн Рупе. Это было чудное время, большую часть которого мы провели на реке.
Из Клейн Рупа Георгий с женой отправились в Петербург, где им нанес визит старинный друг моего брата Михаила – князь Хилков. Князь был строгий последователь Толстого и зачастую сам страдал из-за своих принципов. Однажды полиция провела в его доме обыск. Мать Хилкова, подчиняясь властям, увела детей князя из дома.
Тем ноябрем Георгий и Эло, следуя обратно на Кавказ, попали в жуткий шторм на Черном море. Черное море вообще славится неожиданными и сильными штормами. И в этот раз оно просто подтвердило свою репутацию. Было так холодно, что брызги волн превращались в кубики льда, едва коснувшись палубы. Из-за этого корабль больше походил на льдину и едва не затонул.
Два печальных события произошли в нашей семье перед Великой войной: убийство Столыпина и смерть моей невестки.
Столыпин был двоюродным братом моего мужа. Их матери были дочерьми князя Михаила Горчакова, который сменил Меншикова в командовании русской армией на Крымской войне. Затем Горчаков стал наместником в Польше, и так получилось, что аккурат во время его пребывания на этом посту (на который он заступил в 1861 году) началась подготовка известных революционных событий, разразившихся в 1863 году. Сам Горчаков умер в 1861 году.
Член Государственной Думы от Польши Дмановский, которого мы встретили в Лондоне в 1916 году, сообщил нам, что смерть Столыпина стала первым политическим убийством в России, в котором социалисты-революционеры отрицали свое участие.
Потом появились основания для подозрения в организации этого убийства саму полицию. Если трагедия и не была непосредственно спровоцирована полицией, то могла случиться лишь при преступной халатности с ее стороны[40].
В начале 1912 года я отправилась в Одессу, чтобы находиться рядом с моей невесткой, которой предстояла операция по удалению раковой опухоли.
После визита к Эло я поехала в Гагры к принцам Ольденбургским, которые в это время там находились.
Было очень интересно увидеть результаты «творчества» принца по прошествии десяти лет. Теперь в Гаграх был новый отель, возведенный по последним европейским стандартам комфорта и роскоши. На каждые две комнаты была своя ванная. На фронтоне висели часы, которые работали от электричества, и был разбит сад с банановыми деревьями. Гагры превратились в миниатюрный современный европейский курорт всего за десять лет!
Принц теперь жил в собственном доме, построенном из местного серого камня. И было забавно вспоминать о маленькой деревянной хижине, которая всего десять лет назад стояла на этом месте.
В середине марта я вернулась в Петербург, но через две недели моя невестка умерла, и мне пришлось вернуться в Сухум. Невестку похоронили там же, где и моих родителей, в Моквах. По дороге туда люди присоединялись к процессии, и когда мы проходили мимо монастыря в Дранди, то сделали остановку и монахи провели службу.
Церковь в Моквах построена на холме. Для того чтобы попасть в нее, нам пришлось перейти реку вброд, так как моста не было. Пока мы пересекали реку, абхазы на лошадях поддерживали катафалк, иначе он мог бы перевернуться. Мы сами сидели в обычных экипажах, и вода доходила до самых подножек.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
