Сколько, говоришь, девка, им лет было?
— Тринадцать, — сказала я.
Жаль, очень жаль, что граф не оценил пьесу. Причём одну из самых известных пьес великого Шекспира! Средневековая деревня — она деревня и есть, хоть с графским титулом, хоть без него. Тоже мне, ценитель прекрасного. Хочет удивить короля и его фаворитку интересной постановкой, а сам в искусстве разбирается, как я в пчеловодстве! Короче — село неасфальтированное, Синие Столбы. Последняя улица у околицы, вот ты откуда, граф!
— Дети, но уже взрослыми хотят быть, — грустно заметила графиня. — Дозволишь ли, дорогой, девку твою забрать, когда ко мне сестры с матушкой приедут? Пусть и им расскажет, очень занимательно у неё получается.
— Видите, папенька? — перебил мать Вольтан. — Вам представление для кого требуется?
Граф посмотрел на меня, на жену, на двух дворовых девок, которые застыли за её спиной и тоже украдкой вытирали слёзы. Не иначе, это они растрезвонили графине о том, что происходит в саду.
— Согласен! — торжественно заявил граф Пекан и хлопнул себя ладонью по ляжке. — Историю ты, дорогая, пока забудь и никому про неё ни-ни. Вы, — он грозно зыркнул на девок, от чего те втянули головы в плечи. — Тоже молчок. Теперь оставьте нас и зовите сюда Жураля.
— Как же с моей просьбой? Значит — нельзя?
— Нельзя, дорогая. Сама понимаешь — нам нужно полную секретность сохранять, иначе сюрприза не получится.
Актёрская труппа, двое учителей, их прислуга, дворовые девки, которые частенько заглядывают на репетиции — граф всерьёз верит, что информация никуда не просочится?
Графиня кивнула, вздохнула и, махнув своим девкам, ушла. На меня она даже не посмотрела — я была ей больше неинтересна.
После обсуждения будущей постановки с Журалем бессмертное творение Шекспира опять несколько видоизменилось. Верону сочли вымышленным городом и решили оставить как город богов. Джульетта и Ромео — несовершеннолетние дети враждующих между собой богов. Имена героям оставили, а вот фамилии графу категорически не нравились.
— Что за род такой — Капулетти? Пусть Капустины будут. И Монтекки — смешное слово, надо солидность придать и изящество. Будут, значит, Маслов или Мясоедов. Джульетта Капустина и Ромео Мясоедов — другое дело!
— Может, не надо божественного? — осторожно заметил Жураль.
Ему, как и мне, история нравилась в своём первом, классическом, варианте. Но не спорить же с графом, господином и покровителем!
— Надо возвышенно чтобы было, нечего приземлённые сказочки писать, — заявил граф. — Монаха в конце непременно казнить или на каторгу отправить.
Я едва сдержалась, чтобы не высказать свой мнение. Надо было другую пьесу пересказать, а то уж очень перед классиком неудобно. «Летучую мышь», например, или «Аиду». Возможно, они бы подверглись меньшей переделке. Положение спас Вольтан.
— Ни в коем случае, батюшка! Вы для женщины ставите спектакль! Накажете того, кто соединил любящие сердца — останетесь врагом на всю жизнь!
Я тихо выдохнула. Прости, Шекспир! Обещаю больше не тырить у тебя пьесы — нет сил смотреть, как их расчленяют деревенские титулованные помещики.
Глава 23
Сценарий писал Жураль. Я снова и снова повторяла события и диалоги, а наш самопальный режиссёр-постановщик записывал и придумывал героям короткие арии. Так как поэт из Жураля был ещё тот, получалось довольно пафосно.
Одно утешало — даже если сейчас Шекспир смотрит на нас с небес, теперь он не узнает своё творение. Джульетта Капустина и Ромео Мясоедов не потревожат его покой — аранжировка Жураля добавила пьесе местного колорита и новых героев.
На главную роль мэтр драматургии, разумеется, пророчил Фелицату.
— Эську тоже возьмём, — сказал он. — Служанкой, которая любовные записки носит.
— Э, нет, любезный, так не пойдёт, — заявил граф. — Какая из Фелицаты юная богиня? Вот Эська — в самый раз. И худа достаточно, и ростом не вышла.
Сомнительный какой-то комплимент, между прочим, но ладно — всё равно мне терять уже нечего, топор войны Феницата зарыть не даст. Да я уже и сама не хочу.
Вообще-то граф Пекан был прав — на фоне высокой, хорошо сложенной, румяной и упругой Феньки, я смотрелась пусть красивым, но пока ещё недокормленным до товарного веса цыплёнком. Для роли юной богини — вполне.
— Но она совершенно не умеет играть, граф! Эська никудышная актриса, испортит нам постановку и опозорит на весь свет! — воскликнул Жураль, картинно заламывая руки.
— Так учи, время ещё есть. За что я тебе деньги плачу? Если пьеса провалится — другого мастера своим актёркам найду, — предупредил граф Пекан.
По тому, как вытянулось лицо мэтра, я поняла — это не пустая угроза.
На том и порешили. Я — Капустина, Фелицата — моя мать.
Прима бесилась, но ничего поделать не смогла. Плохой сегодня у Феньки день — с утра она обыскалась какой-то своей притирки для красоты, обвинила всех в краже и даже пыталась рыться в наших вещах. Скандалистку пришлось успокаивать мне — сказала, что если она не прекратит, то я пожалуюсь госпоже Дарине. Пусть та разбирается, что за ценные флаконы пропадают у крепостной девки. Удивительно, но Фелицата притихла. Теперь роль отобрали. Короче — одни расстройства у актёрки.
В перерыве, под благодушное настроение графа, я осторожно предложила сделать красивые программки и антракт.
— Пьеса большая получается, барин, устанут гости сидеть. Может, дать им отдохнуть, ноги размять, чаю с морсами принести, перекусить чего-нибудь? Или в саду столов наставить, а там разные холодные кушанья положить?
— Дело говоришь! — обрадовался граф.
Чтобы не решать одному все проблемы, барин поделил новые заботы между собой, женой и сыном. Граф Пекан осуществлял общее руководство и контролировал процесс, графиня отвечала за шикарный стол и размещение гостей, Вольтан организовывал охоту и следил за работой театра.
Раз в неделю граф лично приходил к нам с проверкой.
На одной такой проверке он задумчиво заметил:
— Вроде всё хорошо, читают с выражением, но как-то неправильно девки держаться. Эська вроде получше других, но всё равно не так.
— Им надо чаще на людях бывать, — решил Вольтан. — Пусть в город выезжают, прогуляются по улицам, посмотрят на красивых господ и их женщин. Могут и в трактир приличный зайти, выпить чаю.
Я ожидала, что граф сочтёт предложение сына пустой тратой времени и средств, но он неожиданно согласился. Более того — нам, каждой, выдали по несколько монет.
— Крестьянки могут продать что-то с огорода, или у мужа попросить, а вы — люди искусства, вам денег не заплатят. Так что берите — это будет справедливо, — сказал граф.
Да уж… За такое искусство, которое мы покажем, как бы морду не набили.
Впрочем, зря я переживала.
