Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
человек спасли. Здесь, представляете? Их вылавливали классные пловцы, знавшие об этом расстреле. Предотвратить не могли, только попробовать спасти тех, кто каким-то чудом зацепился за льдину и остался жив. Но в студеном январе сколько можно продержаться в воде… А теперь другие нелюди отрывают бронзовые туфли и бросают в реку. Не нравится им этот памятник.
Марта и Ирина шли вдоль разбросанных сапожек и туфель, туфелек, сандалий, ботинок и ботиночек.
– Пятьдесят три пары,– сказала Марта,– я как-то пересчитала их. А погибли здесь тысячи.
Она наклонилась над парой полуботинок на устойчивом широком каблучке и вложила в один из них горшочек с фиалками.
– Пусть будет здесь,– подумав, добавила Марта,– мне все равно никогда не узнать, в каких туфлях была Фрадл в последний день. Знаю только, что ее схватили, когда она выходила со швейной фабрики, чтобы вернуться домой и сцедить молоко. Они работали по сменам, и Сильвия иногда присматривала за мной. Так я осталась жива. Сильвия сказала, что мама кормила меня грудью…
Ира молчала. Она смотрела на эту немолодую женщину с чуть охрипшим голосом, которая мечтала представить свою маму, и думала о прервавшемся материнстве, о реке Дунай, в одну секунду ставшей красной от крови. И никакие вальсы больше не звучали в ее воображении. Только выстрелы, выстрелы, выстрелы… И белый лед алел под свинцовым небом.
Как она могла поддержать ее? Сказать, что сожалеет о той, незнакомой им обеим Фрадл, маме Марты, только и успевшей подарить новую жизнь и уйти навсегда под алый лед? Пожалеть ее, предложить дружбу, обменяться адресом скайпа на будущее или номером телефона? Все слова соболезнования казались искусственными и натянутыми. Ирина взяла руку женщины и крепко сжала ее.
– Спасибо, детка,– просто ответила Марта.
Ире нужно было спешить, закончить последние сборы перед вылетом. Она шла прочь от потемневшей набережной, где зажигались фонари, беспечно гуляли туристы и в плавучем ресторане готовили вечер вальсов Штрауса.
В голове промелькнула мысль, что ей физически, просто до ломоты в костях хотелось оставить на берегу Дуная свои новые ботиночки, очень похожие на те, бронзовые, в которых поселился букет фиалок. Но Ирина никогда не любила патетики.
Она возвращалась в гостиницу, думая, что она многого не выполнила в этой жизни: не влюбилась навечно, не посадила дерево, не создала прочный дом, не родила дочь…
А в ушах чуть слышно звучал хрустально-чистый перезвон плакучей ивы памяти.
Портсигар с секретом
Ева не поняла, как она выжила. Как?.. Когда этот немец убил ее доченьку, убил ударом о дерево, она потеряла сознание и упала, ноги подкосились, прямо рядом с деревом – убийцей ее Танечки. И все же, наверное, она слышала, видела что-то. Или ей казалось это. Немец хотел застрелить ее, но кто-то подошел и сказал: «Оставь пулю, пригодится, не видишь, она и так мертва». Им было некогда разбираться, нужно было успеть расстрелять еще несколько сотен евреев, которые прятались до сих пор. Выжили после предыдущей бойни.
Но куда спрячешься…
Танечка и Левушка – близнецы. Она оставила Левушку у соседки Дарьи. Тайком пробралась к ней. Умоляла взять обоих детей, но та отказала. Спросила, обрезанный ли Лев… Ну, раз не обрезанный, то, пожалуй, возьмет его. Потому что дома уже две девки есть, как знать, заведет ли она себе пацана. Так деловито сказала Дарья, завершив стирку и вытирая руки об фартук.
А что Ева могла сделать… Целовать ей ноги, что берет Левушку? Проклинать, что не берет Танечку? Им скоро должен был исполниться годик. Дочка уже начала говорить первые слова, а он еще даже слово «мама» не произнес. Девчонки обычно опережают мальчишек. Еще чуть-чуть, и она бы услышала, как он называет ее мамой!.. Но немцы начали охоту на евреев. И она с детьми в капкане. Спасти… спасти хотя бы одного из них!
Ева оставила Левушку у Дарьи и ушла вместе с Танечкой в расстрельную яму. Да только выжила Ева. Полицаи поленились, не проверили, жива ли, мертва, за ноги оттянули и сбросили на других мертвых. К концу насыщенного рабочего дня чутье их подвело… Ну да, ей полагалось умереть. Но она выжила. Выползла в одежде, по счастью, ее ведь догола раздеть не успели, схалтурили, значит… Ночь была. Поползла Ева под то дерево, думала, лежит там Танечка, но не было девочки, не было трупика. Светила холодная бесчувственная луна. На грязной земле она увидела затоптанную дочкину шапочку. Вдруг подул ветер и поднял осенние опавшие листья, а под ними… Как только он попал туда! Металлический портсигар с красивым вензелем – фигурными буквами, инициалами G. М.
Ей надо было бежать от этого проклятого места, но ноги сковало. В первое мгновение Ева хотела его растоптать, этот портсигар. Но зачем-то подняла и открыла. В нем лежали сигареты Eckstein, аккуратно сложенные за одной резинкой, а за другой – прядь светлых волос. Ева спрятала портсигар в карман кофты. Чей он был, как знать?.. Того немца, который убил ее маленькую дочку… Или другого, который, сам того не желая, спас ей жизнь?
* * *
Лев Матвеевич Фрейдин стал Лео не так давно. В Германии имя Лев звучало тяжеловесно и неудобно. Поэтому согласился Лев Матвеевич поменять его. В конце концов, какая разница? Теперь уже несущественно.
Уехать жить в Германию – это была идея Ани, его невестки. Она так обрадовалась, когда узнала, что у Владика еврейские корни. Не описать словами.
Вообще не представляла, что привалит ей счастье, замуж ведь выходила Аня за русского мальчика. А тут такая история: когда-то кто-то спас отца Владика, усыновил его, значит… А потом разыскала его Рая, двоюродная сестра настоящей матери, и рассказала правду: что он – сын Хавы Абрамовны Фрейдиной, в девичестве Валерштейн. Хава во время войны, когда всех евреев расстреляли, смогла спастись, в лесах пряталась, через год вернулась в город, скрывалась в подвалах и на чердаках. До конца оккупации полгода всего не дожила, умерла от воспаления легких. Врача ведь не позовешь, лечили ее добрые люди, как умели, но спасти не удалось. Похоронить даже по-человечески не получилось. В лесной зоне за домом ночью яму вырыли и положили. Ведь они рисковали собственной семьей…
В последнем доме, где пряталась Хава, люди действительно оказались сердечными и порядочными. Все вещи умершей женщины сберегли, отдали Рае, когда та приехала в город. Да какие вещи могли остаться после стольких бедствий? Бумажки желтые, платочек шифоновый в выцветших сиреневых цветах, шапочка детская, откуда у нее, кто
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
