громко заплакала, когда мать осторожно разжала ее крошечные пальчики, цеплявшиеся за мои волосы. Ее головка откинулась назад, а лицо мгновенно покраснело от обиды. Слезы крупными каплями покатились по щекам — принцесса не получила желаемого.
Нирвана вздохнула и покачала головой.
— Она всегда так делает, — сказала она, беря дочку на руки, мягко укачивая, чтобы успокоить. — Сейчас принесу ее соску, я быстро. Прости, что прервала, — извинилась она, забрав Мэри и вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.
— Всё хорошо, я люблю детей, — сказала я, повернув голову к открытому балкону.
Теплый воздух снаружи смешивался с прохладой кондиционера. Роскошный зеленый пейзаж холмов, окружавших дома, казался картиной, сошедшей с полотна Ван Гога. Я поражалась тому, какие невероятные возможности дают деньги.
— Но я никогда не представляла себя матерью. Не думаю, что хочу иметь детей, — продолжила я. — Забавно, Луан говорит, во мне столько любви, что я обязана подарить ее своему ребенку. А я смотрю на это иначе. Думаю, есть много нелюбимых людей, которым я могла бы подарить свою любовь.
Я вздохнула, покачав головой, словно пытаясь стряхнуть тяжесть своих мыслей. Мне следовало бы ненавидеть этого мужчину, проклинать его и вовсе не разговаривать с ним. Но, вопреки всему, внутри зрело странное желание излить ему душу, открыть свои тайны. Он предал меня. Его поступку не было оправданий. Но я никак не могла заставить себя предать свое сердце, которое упорно продолжало держаться за него, несмотря на всю боль, которую он мне причинил.
— И снова во мне говорит поэт, — прошептала я себе под нос. — А ты? — не отрывая взгляда от красивого пейзажа, я спросила: — Хотел бы детей? Наверняка хотел бы.
Я не дала ему возможности ответить, мысленно представляя его лицо.
— Ты же мужчина с деньгами и властью, а такие всегда мечтают о наследнике. Наверное, ты хочешь сына, который продолжит твою империю, унаследует и расширит всё, что ты построил — это же типично мужской подход, — говорила я, теребя прядь волос между пальцами. — И печальный путь для женщины.
— Я не хочу ни сына, ни дочку, — спокойно ответил он.
Я удивленно нахмурила брови.
— Почему?
У него было столько возможностей, денег — казалось естественным, что он хочет детей. Ведь передать наследство потомкам — это же природный инстинкт мужчины.
— Потому что я ревнивый, поэт. Я не хочу тебя ни с кем делить, — прохрипел он.
Я легко представила его на том конце телефонной линии: он, как всегда, невозмутим. Наверное, сидит в своем любимом кресле, попивает травяной чай, а рядом на столе лежит аккуратно свернутая газета, дожидаясь своего часа. Его слова звучали так холодно, будто исходили от человека с окаменевшей душой. Сердце, казалось, даже не дрогнуло — ни тепла, ни сомнений, только безразличная, пугающая уверенность.
Мое сердце заколотилось от страха, кровь в жилах будто застыла. Он серьезно? Что с ним не так?
Я замолчала, пересохшие губы не могли передать ни слова, взгляд застыл на пейзаже за окном. Внезапно я вспомнила, что нахожусь вовсе не на курорте, а в плену — меня похитили и привезли в чужую страну. И здесь была женщина, которая сделает всё, чтобы я даже не думала о побеге, хотя именно это я и собиралась сделать.
— Когда ты вернешься? — слова сорвались с губ после, казалось, бесконечного молчания и мучительных мыслей. Мне нужно было знать, когда снова придется столкнуться с ним. Сколько у меня еще есть времени вдали от него? Я понимала, что, как только увижу его, то на меня нахлынут воспоминания о том, как он изнасиловал меня. Как разрушил меня и причинил незабываемую боль…
— Вернусь, когда закончу с делами. Не могу точно сказать, поэт. Но пока меня не будет, ты встретишься с организатором свадьбы. Пока ты будешь набираться сил, профессионалы будут готовить свадьбу твоей мечты.
Его слова вновь лишили меня дара речи.
— Сва-свадьба? Что? — выдавила я, пытаясь осознать услышанное.
Я была уверена, что он сказал «свадьба». Абсолютно. Но знала, что повторять он ничего не собирается. Он знал, что я всё верно услышала.
— Массимилиано… пожалуйста… — мое сердце бешено колотилось, и монитор над кроватью начал пронзительно пищать, фиксируя резкий скачок пульса.
Он пытался довести меня до еще одного сердечного приступа?
— Массимилиано… нет… Какая свадьба? — выпалила я, выпрямляясь в постели, чувствуя, как сбивается дыхание.
— Если не успокоишься, снова заработаешь сердечный приступ, — его голос был бесстрастным, как будто он обсуждал погоду.
— Что с тобой не так? — наконец задала я главный вопрос. — Как ты можешь быть таким…? — я пыталась подобрать правильные слова, чтобы спросить и получить ответы, которые, мог дать только он. — Массимилиано, почему… почему ты такой? Как ты можешь причинять мне боль? — голос снова сорвался, превращаясь в едва слышный шёпот. — Ты сделал мне больно, Массимилиано, — прошептала я, чувствуя, как слезы обжигают глаза. — А сам сидишь там и говоришь со мной так, будто я просто вещь. Что с тобой не так? Что я тебе сделала?
Мой голос становился всё жестче, наполняясь гневом.
— Ты монстр, Массимилиано. Чудовище с уродливой, гнилой душой. Ты вообще способен что-нибудь чувствовать? Или всегда был… пустым призраком?
Конечно, он ничего не ответил. Я покачала головой, чувствуя, как пальцы сжимаются вокруг телефона.
— Я тебя ненавижу.
— Отлично. Я хочу, чтобы ты меня ненавидела, поэт. Твоя любовь ничего для меня не значит. Мне не нужна твоя гребаная любовь, я хочу, чтобы ты, мать твою, презирала меня. Я буду владеть тобой во всех, блядь, смыслах. На бумаге, перед Богом, перед Дьяволом и перед каждым человеком на этой земле. Ты моя, поэт. И всегда будешь моей.
— А как вам цветы кадупул5? Везде, повсюду! — взволнованно говорила женщина. — Эти цветы бесценн...
— А как вам цветы кадупул5? Везде, повсюду! — взволнованно говорила женщина. — Эти цветы бесценны, редкие и хрупкие. Мы можем устроить настоящий цветочный рай. Можно провести свадьбу здесь, в Венеции. Или где захотите?
Она продолжала болтать с энтузиазмом, а позади нее стояла команда организаторов с несколькими презентациями, демонстрируя идеи, способные превратить день свадьбы в самую красивую сказку, какую только можно воплотить за деньги.
— Свадьбу будет вести сам Папа Римский, так что мы можем превратить всё в настоящий небесный собор, — добавила она с восторгом, расплываясь в широкой улыбке. Женщина была словно из другой реальности, с яркой, даже подавляющей энергетикой. Она была высокой, волнистые темно-русые волосы ниспадали на плечи драматичными локонами. Тяжелый макияж подчеркивал ее круглое лицо.
