и занятых коронеров округа, так что Дэниел удивился эсэмэске от него и удивился еще больше, увидев, что он сам и проводит вскрытие. Прыжок или падение, как с Беном Фишером, не сулили особых сюрпризов, а Гас Уотерс славился тем, что брался за самые сложные случаи. Дэниелу казалось, что он вообще уже редко проводит вскрытия, а больше руководит работой других коронеров и криминалистов. Но это известное всем дело, что, возможно, объясняет его интерес. Убийца Внутренней Империи стал одним из самых знаменитых местных преступников, возбуждавших интерес и любопытство публики наравне с Черной Георгиной. Бенджамину Фишеру десятилетиями удавалось сохранять место в калифорнийской криминальной культуре. Убийца, который кажется нормальным, ведет себя как нормальный и вращается в высших кругах общества, всегда потрясает и ужасает.
Вылезая из своей машины без опознавательных знаков, Дэниел оглядел парковку и улицу. Никаких следов пикапа Рени. Он вошел внутрь и попросил женщину за стойкой не пропускать Рени в охраняемое помещение.
— Мне вызвать полицию, если она появится?
— Нет. — Ему не хотелось делиться информацией, пока не разнеслась новость о смерти Фишера. — Просто оплакивающая отца дочь, которой совершенно нечего здесь делать.
Здесь к таким привыкли.
Женщина кивнула.
— Поняла. Доктор Уотерс в секционной номер два.
Тело было еще свежим, поэтому Дэниел оделся, обратив внимание на новые желтые комбинезоны вместо бледно-голубых. Желтый — такой яркий и счастливый цвет. Но и цвет опасности. Перчатки были фиолетовыми. Он почувствовал себя чем-то вроде талисмана команды.
В секционной Гас Уотерс, мужчина с характерной седеющей шевелюрой в стиле афро, приветливо улыбнулся ему, поворачиваясь к лэптопу и маленькому столу на колесиках. Больше здесь никого не было, даже других тел. Это тоже было необычно. Дэниелу никогда не приходилось бывать в секционной, где по крайней мере несколько человек не помогали бы друг другу или не работали за соседним столом.
На лэптопе Гас открыл несколько рентгеновских снимков и пробормотал: «Сколько переломанных костей…»
Из уважения к покойнику некоторые коронеры не открывают тело, пока не настанет очередь скальпеля. Гас, похоже, не испытывал такой необходимости, или, может быть, просто не считал, что этот человек заслуживает особого уважения. В любом случае Бен Фишер лежал неприкрытым, голым, распростертый на каталке из нержавеющей стали в двух футах от Гаса, с подложенным снизу для пока не сделанного Y-образного разреза бруском. В помещении было прохладно, термометр на стене показывал шестьдесят градусов[7].
Положив палец на трекпад и глядя в монитор, Гас обвел курсором снимок предплечья.
— Не могу даже сосчитать переломы. Кости в пыль.
Он открыл другой комплект снимков, на этот раз головы. Череп тоже был раздроблен.
— Смерть при такой тяжести травмы должна быть почти мгновенной.
— А как насчет приземления? — Дэниел искал любые доводы в пользу невиновности Рени. — Можно установить, что ударилось первым?
— Первый удар пришелся в основном на руки и голову. При прыжке это обычно ноги. Тут больше похоже, что он нырнул. Или попытался улететь.
Это совпадало со словами Рени. Когда она сказала, что он будто взлетел, Дэниел решил, что у нее разыгралось воображение, что можно понять, учитывая ситуацию. Ей наверняка хотелось бы думать, что отец испытал нечто положительное. Но, похоже, он действительно раскинул руки и полетел навстречу смерти. Иными словами, сделал это намеренно.
— Ничего неожиданного, — сказал Гас. — Но я не это хотел сообщить. — Он закрыл файлы с фото и открыл другие, не переставая говорить: — Ты, скорее всего, не знаешь об исследовании в университетском медицинском центре, в котором Бенджамин Фишер участвовал еще студентом, когда изучал психологию.
Должно быть, исследование засекречено, потому что Дэниел считал, что знает о Фишере абсолютно все.
— Впервые слышу.
Он, конечно, знал о множестве исследований, в которых студенты, стесненные в средствах, могли принять участие, чтобы заработать немного денег; просто ему было трудно вообразить Бенджамина Фишера записывающимся в лабораторные крысы. С другой стороны, может быть, Фишер хотел разобраться в себе и в темных сторонах своей натуры. Возможно, по этой причине он и выбрал психологию.
Гас уселся на табурет и показал ему на другой в углу.
— Как в большинстве таких исследований, личности участников скрыты, а результаты никогда не публиковались.
Дэниел подцепил табурет, подкатил его по полу и уселся рядом с Гасом.
Поправляя тяжелые очки в черной оправе, коронер открыл папку.
— Что ты знаешь об исследовании, проводившемся в Калифорнии специалистом по мозгу серийных убийц?
— Невролог, который умер несколько лет назад? — Дэниел читал о нем. Он изучал генетику и строение мозга, а не типовые сценарии мучения животных и энуреза, знакомые всем и каждому. — Знаю только в общих чертах.
Теория строилась на том, что для того, чтобы субъект развился в серийного убийцу, необходимы три условия. Первое — ген агрессии, названный им геном воина. Второе — неактивность, повреждение или нарушение функции височных и лобных долей, что можно определить с помощью томографии. И третье — раннее насилие, начинающееся сразу после рождения.
— Я работал у него, — сказал Гас, — и тогда был в его исследовательской группе. Фишер попросился участвовать, и его приняли. Надо признать, у нас головы кругом пошли, когда оказалось, что его результаты соответствуют серийному убийце.
— Я думал, такие исследования проводятся анонимно.
— Вообще-то да, но когда получены такие поразительные результаты, происходят утечки, по крайней мере внутри группы. У Фишера были все признаки. И ген воина, и префронтальный кортекс, не реагирующий на стимулы… — Он пощелкал клавишами и вывел несколько цветных изображений мозга. — Никакой активности в зоне, отвечающей за мораль.
— Здесь пусто.
— Один из самых тяжелых случаев, которые нам встречались. Для сравнения вот тебе нормальный мозг. — Картинка переехала наверх. — Во время работы мы изучили генеалогию серийных убийц, начиная с девятнадцатого века. Теперь мы знаем еще одно — или полагаем, что знаем, потому что нужно больше исследований, — что такое поведение сосредотачивается в семьях.
— Наследуется. — То самое, вокруг чего Дэниел крутился вчера, когда разговаривал о бабушке Рени. Психопатии могут передаваться по наследству. Чем тяжелее психопатия, тем вероятнее наследование. А последние исследования говорят о том, что матери чаще являются носителями гена, хотя сам Дэниел пока сомневался в этом.
— Мне необходимо иметь копию этих материалов, — сказал Дэниел. Ему хотелось, чтобы его собственное исследование Бена Фишера было как можно более полным.
— Посмотрю, но может оказаться крайне трудно разрешить выдачу такого исследования. Иначе никто больше не согласится.
Так вот почему они были одни в секционной.
Следующие пару часов Дэниел провел, стараясь сосредоточиться на вскрытии, обдумывая то, что говорил ему Гас, и гадая, приехала ли Рени.
