class="p1">Вот уже несколько дней прошло, как Аяр с дружиной вернулись из Урочища. Еще не доезжая до княжеского холма он решил, что не оставит Райнара в его беде, и сдержал обещание. Но никого они не нашли, и с каждым днём надежды оставалось всё меньше. Райнар сжимал зубы и злобно ворочал челюстью, Аяру ему нечего было сказать. Он боялся представить, что кто-то из его сестёр может куда-то пропасть. Что Соловейка одним днём возьмёт и исчезнет, а он не будет знать, в какую сторону гнать коня.
Сейчас княжич её хоть и мельком, но всё же видел. Замечал с заднего двора по утрам в окне, или вечерами со свечой в коридоре, но не смел подойти. Казалось, от него всё еще разило тяжелым духом ведьминской землянки. Он поддался возбуждению и весь им пропах. Казалось, и другие это чуют, недаром Райнар всю дорогу на него лукаво поглядывал. Вдруг и Соловейка почувствует?.. Хотелось обнять сестру, перебить ведьмин дурман запахом её волос, забыть, забыть всё, что отзывалось стыдом и беспомощностью. И Аяр гнал коня за Райнаром, чтобы ветер сдувал с него сомнение и страх; они затемно уезжали, затемно возвращались.
А глубокой, черной ночью даже обессиленный Аяр не мог уснуть. Перед глазами стояла улыбчивая, нежная Соловейка с притягательной ямочкой на щеке, мужская любовная жила горела и дыбила одеяло, будто помня зной женского лона. Проклятая ведьма! – думал он о девице с костями в волосах, чтобы не думать о Соловейке, жмурился до боли, чтоб прогнать образ сидящей на нём Соловейки, но тот становился только ярче и топил Аяра в мужской жаре. Так не должно быть! Он со стоном поворачивался на бок, стараясь себя не касаться, чтобы еще больше не распалиться и не представить, как могла бы на него сесть Соловейка. ЧТо это могло быть её тугое, обжигающее тепло. Но она всё равно являлась ему во сне.
На заре Аяр вставал разбитый и ни о чем не хотел думать. Но нет-нет, да спрашивал сам себя: не зря же он поймал Соловейкин ботинок? Иной раз она так на него смотрела, что – одно слово, только одно его слово всё решит и больше не нужно будет таиться. А как отцу всё объяснить, Аяр бы уж придумал… Этой мыслью он себя и успокаивал, ловя Соловейку взглядом. Но она от него будто таилась, как белка. Нигде теперь он не видел даже кончика её рыжей косы, только силуэт в окне второго этажа.
Третьего дня после возвращения, когда Аяр накладывал свежие тряпицы на заживающую рану, в горницу вошел Хлын. Он с любопытством посмотрел на старшего брата и снова попросил рассказать про волка и как того забороли. Аяр улыбнулся: надо же, вроде и подрос братец, а всё хочет слушать сказки. Только рассказывать нечего, волка-то победил отец, но Хлын всё равно с горящими глазами слушал, подперев подбородок кулаками. Всё-всё ему было интересно. И дикий зверь, и его огромная пасть, и бревно, и что потом с раной делают настоящие, взрослые воины.
– Тётки на кухне говорили, что Соловейке вот ромашку кладут на рану, – сказал он и сунул нос в миску с лечебным травным варевом. – Ромашку!
– Соловейке? – Аяр замер, так и не сделав последний виток тряпицы вокруг плеча. – Она ранена?
Хлын пожал плечами. Он крутился вокруг кухни и слышал, как дворовые тётки говорили, что егоза опять что-то натворила и теперь её, как молодца, нужно лечить. Мало у князя, говорили, сыновей, а теперь и девица как парень подросла. Если шрам останется – не видать ей, дурёхе, жениха хорошего, будет перестаркой на шее князя Остромысла сидеть… Аяр так сердито глянул на младшего брата, что Хлын тут же прикусил язык, а потом и вовсе сбежал.
Аяр потерял покой, не смог уснуть. И когда ночь посерела, вышел раньше всех из горницы, чтобы теперь не упустить Соловейку, когда-то же она должна выйти из светёлки и спуститься. И она вышла еще до первых петухов. Прошла по остывшему за ночь полу так тихо, что он услышал только как девица удивлённо охнула за его спиной. Простоволосая и босая, Соловейка держала сапожки в руках, на её плечи был накинут полушубок.
– Соловейка… – выдохнул Аяр. – Куда ты собралась так рано?
Он так давно не видел сестрицу, но она совсем не изменилась. Была всё такая же золотисто-рыжая, с яркими зелёными глазами. Аяр внимательным глазом окинул всю её невысокую пухленькую фигурку, которую скрывал полушубок. Никаких ранений он не увидел, ни царапин, ни синяков. Она испуганно повертела головой, а потом тихо ответила:
– На реку хотела пойти, утренних птиц послушать…
Аяр шагнул ей навстречу и крепко обнял. Соловейка ойкнула и попыталась отстраниться. Выходит, не обманул Хлын и тётки.
– Что с тобой случилось? Ты ранена?
Соловейка мотнула головой, но так скривилась и наклонилась к левому плечу, что он сразу всё понял. Осторожно стянул с её плеча полушубок и увидел под рубашкой плотную повязку.
– Я случайно порезалась… Ну, Журавелька случайно меня задела веретеном, там царапина, – попыталась оправдаться Соловейка, но Аяр знал, что царапины под такие повязки не прячут. Совсем она не умела скрывать правду.
– Ты меня обманываешь, – строго сказал он, не отрывая взгляда от сестрицы. – Что ты хочешь утаить? Кто-то тебя обидел? Кто? – с нажимом спросил он.
Соловейка мотала головой, ища куда бы сбежать, но Аяр не думал её отпускать. Он только сильнее нависал и всё повторял свой вопрос, пока Соловейка не сдалась. Она покраснела, прижала ладони к щекам.
– Кто?! – снова спросил он, когда отступать ей было некуда – спина упёрлась в стену. И тогда сестрица рассказала, что искала подружку да забрела к жрецам на капище. Там пожертвовала немного крови, чтобы Ладушка нашлась, ведь ни у кого не получается её найти. Вот и всё.
– Так и было, братец! – краснея и бледнея попеременно, сказала она, вжавшись в стену, губы её задрожали.
– Так это жрец, – сердито протянул Аяр, легко проведя ладонью по её раненной руке, чтобы вобрать в себя всю боль. Уж не из-за её ли прогулки дядька Ульв вчера тревожил селище жрецов? Надо бы найти его и расспросить, что за жертву такую принесла Соловейка…
– Братец Аяр, я сама туда пошла… Прошу, не говори никому, что я тебе рассказала, Аяр! Не то всем достанется…
Соловейка вдруг прильнула
