до самого Харькова, сидя в тамбуре. Другой вход в вагон был наглухо забит досками. Окна в купе занавесили тряпками.
– В окнах не появляться, чтобы никто не понимал, что в этом вагоне едут люди, – предупредил их начальник поезда. – Двери в вагон всю дорогу будут охранять красноармейцы. На Украине много банд. Запрыгивают прямо на ходу, грабят…
Когда поезд подали на станцию, сквозь щели в тряпках актеры с ужасом наблюдали за буйным потоком мешочников и пассажиров. Они с боем брали соседние вагоны, тамбуры, крыши… «Художественники» сидели на своих местах тихо, боясь даже разговаривать громко. Из купе никто не выходил, хотя и в коридоре окна были занавешены. Наконец к вечеру поезд тронулся, и, как только миновали перрон, вагон ожил. Все тут же шумно высыпали в коридор, раздались радостные голоса, смех, началось чаепитие, закусывание, угощение друг друга тем, что у кого было, и беспрерывное хождение из одного купе в другое. Самовар у проводника кипел не прерываясь до самого утра. Света в вагоне не было, но он был и не нужен. Стояла короткая июньская ночь. Между тем поезд шел медленно, стоял подолгу и часто, и на всех остановках была та же сумасшедшая посадка, что и в Москве. Но бойцы-красноармейцы стояли насмерть у входа в вагон, а актеры вновь тихо сидели за окнами, занавешенными тряпками. Так никто ни разу и не вышел до самого Харькова подышать свежим воздухом.
– Переживем! В Харькове уже и фрукты поспели, и овощей всяких море! – говорила молодая актриса Маша Крыжановская, исполнительница ролей Вари в «Вишневом саде» и Сони в «Дяде Ване».
– А я думаю, может, все-таки можно открыть окна, хотя бы во время движения поезда. Пусть свежий воздух идет, – недоумевала актриса на характерные роли Вера Николаевна Павлова.
– Нет, – твердо заявил Берсенев, как и положено главному администратору. – А вдруг и впрямь банды нагрянут? Они легко через эти открытые окна нас тут всех переловят.
Глава третья
Ольга Леонардовна уехала на гастроли на Украину, родители с маленькой Адочкой – в Сибирь, Оля с сестрой Адой остались в квартире одни. Лето было жаркое. В городе было невыносимо душно, но о том, чтобы провести хотя бы один день за городом, нечего было и думать. Ехать было не на чем. Оля продолжала вырезать шахматные фигурки, а Ада осваивала машинопись, работая секретаршей в одном из государственных учреждений. Зарплата у нее была крошечная, но зато по субботам им выдавали по полбуханки хлеба! Хлеб был подозрительно серого цвета, и от него не пахло так, как должен пахнуть хлеб, но все равно это был страшный дефицит, и Ада бережно прятала его в пришитый к изнанке подола карман, чтобы не отобрали беспризорники, которых на улице было просто пруд пруди. Сестры делили эту половину на двенадцать частей, и каждая из них ежедневно до следующей субботы имела свой кусочек к морковному чаю. Было голодно, но как-то выживали. Да летом было и легче. Хотя бы тепло.
Однажды в квартире раздался телефонный звонок. Оля сняла трубку и на том конце провода неожиданно услышала голос Миши.
– Как ты? – спросил он. – Как твои? Добрались до Сибири? Слышно что-нибудь о дочке?
– Неужели ты вспомнил, что у тебя есть дочь? – удивилась Оля. – Что-то я не видела от тебя никакой помощи, когда мне нечем было ее кормить.
– А разве тебе Ольга Леонардовна не говорила, что я болел? Мне ведь в театре дали отпуск на весь сезон.
– Мы с ней сразу договорились, чтобы она никогда при мне не произносила твоего имени, так что я ничего о тебе не знаю. И чем же ты болел? Пил, как всегда?
– Нет. Я ведь теперь не пью, – сказал он и сделал небольшую паузу. – Это была нервная болезнь. Ты помнишь, мне было из дома страшно выйти? Но теперь все прошло. Я открыл свою школу. Немного перерабатываю систему Станиславского на свой манер.
– И что? Получается? – усмехнулась Ольга.
– Думаю, что начинает получаться.
– Поздравляю! Что еще у тебя нового?
– Получил приглашение стать руководителем литературно-театрального общества «Сороконожка».
– Никогда не слышала о таком обществе.
– А оно еще только образовалось.
– Ну и что? Согласился?
– Согласился.
– Чудесно! Может, как руководитель этого театрального общества, ты возьмешь меня на работу? Ты же знаешь, что я всегда хотела стать актрисой! – поборов свою гордость, спросила Оля, так как упускать такой шанс было бы глупо.
– Почему бы и нет, – неожиданно произнес Миша. – Возьму. Приезжай, мы решим этот вопрос. Только я живу уже на другой квартире. Маму недавно похоронил, – сказал Миша, и наступила небольшая пауза.
– Прости, я не знала, – поменяла свой задиристый тон Ольга.
Ей захотелось тут же приласкать его, утешить. Она знала, как безумно они с матерью любили друг друга.
– Говори адрес. Я приеду.
– Я буду тебя ждать. Но только хочу предупредить, я не один. Я женился.
– Женился? – опешила Оля. – На ком?
– На Ксении. Помнишь блондинку с теннисного корта? Ту, на которую ты кричала?
– Еще бы!
Значит, там есть кому его утешить. Значит, он там в порядке. Вот кобель! А тем не менее ехать к нему все равно надо. Если он возьмет ее в труппу, то научит всему. Она станет актрисой, да и денег заработает!
– Так приедешь?
– Приеду.
– Записывай адрес: Покровка, Введенский переулок, дом четырнадцать, квартира шестнадцать. Но ты так и не сказала, как там моя дочка?
– Во-первых, не твоя, а наша, – не преминула поставить его на место Ольга. – Еще недавно они были в Барнауле. Все хорошо. Ада каждый день пьет молоко.
⁂
Театр назвали «Сороконожка», так как в нем оказалось ровно двадцать актеров, то есть ровно сорок ног! Миша устроил туда на работу и сестру своей бывшей жены, Аду. Она заведовала костюмами, реквизитом, и если надо было, то и в массовке выходила. Ольга же играла на сцене лишь небольшие роли молодых героинь, но Миша довольно много уделял ей внимания на репетициях, уча и наставляя в профессии свою жену № 1, как он шутливо ее называл, а порой даже и хвалил. Ксения Карловна Зиллер, жена № 2, также работала в «Сороконожке». Она с большой самоотдачей выполняла работу помощника режиссера, давая актерам сигналы на выход, осветителям – на освещение сцены, а таперу – на подачу музыки. Ольгу она не раздражала. Мало того, Оля даже относилась к ней с уважением. Все-таки каким-то образом эта «блондинка с теннисного корта» сумела повлиять на Мишу так, что он перестал пить! А он и
