1
Ростов отстраивался. После огромного страшного пожара, поглотившего большую часть города, Ростов возрождался стремительно, заменяя черные пожарища желтобокой новизной срубов посадов, боярских и купеческих теремов. В городе все больше появлялось построек каменных: домов и церквей.
Константин Всеволодович, бывший во время пожара во Владимире и приехавший тут же, как ему довели о постигшей город беде, долго горевал о потерянном: не палаты княжеские, не сгоревшее добро повергло Константина в уныние, а книги, большинство которых навечно исчезло в пламени.
Сегодня утро выдалось на редкость солнечным и теплым, весело перестукивали топоры мастеровых, возводивших напротив княжеского терема епископские палаты, гомонил народ на торгу, под самыми окнами о чем-то горячо спорили мужики. Увидев стоявшего у окна Константина, быстренько убрались от греха подальше. В воздухе висел запах гари, и только это портило радужное настроение князя.
— Не поехал бы я на свадьбу Юрия, спас бы от огня книги, — обернувшись к жене, уже в который раз вспоминал Константин о потере.
Та, тихая, ласковая, поглаживая по волосам сидящего у нее на коленях Василька, успокоила мужа:
— Да будет тебе сокрушаться, князь. На то воля Господня. Знать, так тому и быть. Прогневил народ ростовский Господа нашего, потому и наказан огнем.
— Может, и так, — согласился Константин. — А был бы Ростов, что Володимир, из камня и устоял бы. Надобно строить город каменный, чтобы от ворога и от лиха всякого защитил.
— Из камня хорошо, да долго. Вон ты церковь Успения заложил, а стены доселе не поставлены. Была бы из дерева…
— Из дерева срубленных стояло пятнадцать церквей, — перебил Константин жену, — а где они сейчас? В огне сгинули! Нет! И церкви, и детинец, и стены строить из камня надобно.
— А надо ли, князюшко? — вкрадчивым голосом спросила Агафья. — Великий князь плох. Любаша мне говорила, что скоро Господь призовет его. Тебе во Владимир ехать, на великий стол вместо отца садиться. Ростов все едино в удел кому из братьев отдашь. Пусть тот и печется о стенах его.
— Все так, — кивнул Константин, — да не совсем. Братьев у меня много, всем уделы подавай, а что сыновьям моим останется? Скоро и у братьев дети появятся, им тоже уделы в кормление нужны. Здесь надобно крепко думать: как землю володимирскую под свою руку взять, чтобы не отец, я братьям своим уделы давал, а они мне за то служили.
— Неужто супротив воли батюшки пойдешь, братьев обделишь? — воскликнула испуганно Агафья.
— Еще не решил. Думать надобно, да и великий князь еще в здравии.
Константин посмотрел в окно.
— Боярин Никита поспешает. Поди, опять уговаривать меня будет Ростов стольным городом сделать, не ехать во Владимир княжить. Я еще не великий князь, а бояре мои мешкотню завели, возвыситься хотят. И то, Ростов-то старше Володимира, да беднее. Суздаль и та под крылышком великого князя расцвела. Один Богородице-Рождественский собор чего стоит. Вот и славно бы было, ежели Василька на володимирский стол посадить, а младшенького — Всеволода — да на суздальский.
— Малы же еще, — возразила мужу Агафья.
— Так что с того! Бояре присмотрят. Ну, будет о том. Пойди, Агафьюшка, к себе в светелку, мне с Никитой поговорить надобно. Вон он уже топочет по лестнице.
Боярин Никита был дороден, грузен, волосат. Его огромная борода, перепутанная ветром, вздыбилась, отчего казался он сердитым и обиженным. Отдышавшись и смахнув пот со лба, боярин ввалился в светлицу.
— Дозволь, государь? — прогудел он. — Прости, что рано потревожил.
Никита поклонился, как мог, мешал поклону внушительных размеров живот, и, посмотрев на столец, попросил:
— Мочи нет, присесть бы.
Константин разрешающе кивнул.
— С чем пришел? Не звал я тебя ноне, — усаживаясь в стоявшее у окна кресло, спросил князь.
